которой дышала экспозиция. Разумеется, благоговение вызывали и свирепые лица, вырезанные на десятках громадных тотемных столбов, выстроившихся вдоль стен; и огромное каноэ, полное гипсовых индейцев – почти как живых, – которые сражались с воображаемым течением в центре главного зала; и множество стеллажей с оружием, ритуальными масками, костюмами и прочими артефактами, занимавших все свободное пространство. Какова бы ни была причина, вступая под своды этих залов, любой человек немедленно ощущал, что, покинув модный и обжитой Манхэттен, он окунулся в жизнь такого уголка планеты, какой многие из невежества немедленно окрестили бы дикарским. Мы нашли Боаса в одном из загроможденных кабинетов, располагавшихся в башенке, выходившей окнами на 77-ю улицу. Франц оказался маленького роста человечком, с большим носом-картофелиной, густыми усами и жидкими волосами. В его карих глазах горело точь-в-точь такое же неистовое пламя крестоносца, что и во взгляде Крайцлера. Они поздоровались и пожали друг другу руки с радостью и энергией истинно родственных душ. У Боаса, правда, вид был несколько затравленный: он готовил обширную экспедицию на Тихоокеанский Северо-запад, собиравшуюся на средства финансиста Морриса К. Джезупа. Так что нам с Крайцлером пришлось быть краткими, и в двух словах мы описали суть дела. Я был потрясен искренностью Ласло, без колебаний открывшего своему товарищу суть нашей работы. Впрочем, Боаса дикость истории потрясла не меньше – судя по тому, как он поднялся, сурово оглядел нас, а потом аккуратно прикрыл двери своего кабинета.
– Крайцлер, – сказал он с таким же акцентом, как и у Ласло, правда, помягче, – вы представляете, чему вы себя подвергаете? Если все это станет известно, а вы не справитесь с работой – риск будет ужасающим! – Боас картинно воздел руки и достал маленькую сигару.
– Да, да, Франц, я знаю, – ответил Крайцлер, – но что мне остается делать? В конце концов, это же просто дети, пускай они изгои и несчастливцы. А убийства будут продолжаться. Кроме того, если дело провалено
– Я еще могу понять, что в этом участвует
– И, как всегда, вы меня не услышали, Франц, – терпеливо ответил Крайцлер. – А ведь могли бы предположить, что я вел с самим собой немало таких бесед. А самое главное: нас с мистером Муром сильно поджимает время – так же, как и вас. Поэтому я должен спросить прямо – вы поможете нам или нет?
Боас выпустил клуб дыма и окинул нас критическим взглядом, качая головой:
– Вам нужны сведения об индейцах равнин. – Ласло кивнул. – Хорошо. Но одна вещь
Ласло покорно вздохнул:
– Франц, я вас умоляю…
– Насчет вас, Ласло, я даже не сомневался. Но я понятия не имею, с кем вы работаете. – И Боас посмотрел на меня теперь уже с легким подозрением. – У нас и так здесь достаточно хлопот с тем, как изменить отношение общества к индейцам. Так что вы должны мне поклясться, что…
– Клянусь, что ни я, ни мои коллеги не скажут об этом ни слова.
Боас презрительно фыркнул:
– Коллеги. Как же, – и принялся озабоченно рыться в бумагах на столе. – К сожалению, – прокряхтел он, – моих личных знаний об этих племенах недостаточно. Но я недавно нанял одного молодого человека, который может оказаться вам полезен.
Он подошел к двери, распахнул ее и заорал куда-то вглубь коридора: – Мисс Дженкинс! Не подскажете, где доктор Висслер?
– Внизу, доктор Боас, – донесся ответ. – Они устанавливают черноногого.
– Ага. – Боас вернулся к столу. – Замечательно. С этим экспонатом и так подзадержались. Спускайтесь и побеседуйте с ним сами. Пускай вас не вводит в заблуждение его юность, Крайцлер. Он прошел долгий путь всего за несколько лет и многое повидал. – Тон Боаса смягчился, когда он подошел к Ласло и пожал ему руку на прощанье. – Как и некоторые выдающиеся специалисты, мне знакомые.
Оба коротко улыбнулись друг другу, хотя по лицу Боаса вновь скользнула тень подозрения, когда он прощался со мной. Торопливо спустившись по лестнице, мы миновали каноэ и обратились к охраннику за помощью. Тот указал на следующий зал, дверь которого была заперта. Крайцлер несколько раз постучал, но ответа не дождался. Мы слышали изнутри грохот и голоса, а затем раздалось несколько пронзительных воплей, от которых мороз шел по коже: такое в самом деле можно было услышать лишь где-то на западном фронтире.
– Боже праведный, – сказал я, – надеюсь, они не собираются выставлять живых индейцев?
– Не говорите ерунды, Мур, – ответил Крайцлер, вновь загрохотал в дверь, и та наконец распахнулась.
Перед нами возник кудрявый молодой человек примерно двадцати пяти лет от роду, с усиками, лицом херувима и пляшущими голубыми глазами. На нем были жилет и галстук, а изо рта торчала профессорская трубка, однако на голове красовался устрашающий индейский убор, сделанный, как мне показалось, из орлиных перьев.
– Да? – сказал человек, довольно ухмыляясь. – Чем могу быть полезен?
– Доктор Висслер? – спросил Крайцлер.
– Кларк Висслер, он самый. – Тут до человека дошло, что у него на голове еще возвышается орлиный вигвам. – О, прошу прощения, – спохватился он, снимая конструкцию. – Мы здесь устанавливали новые экспонаты, и этот экземпляр мне особенно дорог. А вы?…
– Меня зовут Ласло Крайцлер, а это…
– Огромная честь для меня, вот что это такое! – И Висслер радостно затряс протянутую руку Ласло. – Величайшая честь! Я прочитал, наверное, все ваши труды, доктор… хотя должен заметить, вам следует писать больше. Психологии так не хватает работ, подобных вашим!
