собрать всю массу сожженной и обгоревшей бумаги в том камине и проверить, сможет ли тест Гросса проявить текст… Спокойно! — рявкнул он, когда Хэдли презрительно фыркнул. — Я не утверждаю, что нам удастся проявить все или даже половину. Но я рассчитываю получить хотя бы несколько строк, способных подать мне намек на то, что было важнее для Гримо, чем спасение собственной жизни. Ха!
— И как же вы проделаете этот трюк?
— Увидите. Я не говорю, что текст может четко проявиться на полностью сожженной бумаге. Но на всего лишь обугленных и свернувшихся кусках могут проступить слова. Других предложений у меня нет, пока мы не спросим… Да, что такое?
Сержант Беттс, на этот раз не настолько вывалявшийся в снегу, оглянулся, прежде чем закрыть за собой дверь.
— Я осмотрел весь сад, сэр, и два соседних, а также верхушки оград. Нигде нет никаких следов… Но думаю, мы с Престоном поймали рыбку. Когда я шел назад через дом, с лестницы быстро спустился высокий старик, держась за перила. Подбежав к стенному шкафу в нижнем холле, он стал рыться в нем, как будто не знал, где висит его одежда, потом схватил пальто и шляпу и направился к двери. Старик сказал, что его фамилия Дреймен и что он живет здесь, но мы подумали…
— Все дело в том, что у него неважное зрение, — прервал его доктор Фелл. — Пришлите его сюда.
Вошедший отличался по-своему впечатляющей фигурой. У него было продолговатое лицо с впадинами на висках; седые волосы росли, только начиная с макушки, отчего морщинистый лоб казался куда выше, чем был в действительности. Яркие голубые глаза, также окруженные морщинками, смотрели озадаченно. Глубокие складки тянулись от крючковатого носа к мягкому безвольному рту, а привычка слегка приподнимать одну бровь придавала лицу еще более неуверенный вид. Несмотря на сутулость, он был очень высоким, а костлявое тело сохраняло силу. Он походил на некогда опрятного военного, ставшею одряхлевшим и неряшливым. Выражение его лица было виноватым и смущенным. Стоя в дверях в застегнутом до подбородка темном пальто и прижимая к груди шляпу-котелок, он разглядывал присутствующих из-под косматых бровей.
— Я искренне сожалею, джентльмены, — заговорил Дреймен странным приглушенным голосом, как будто не привык пользоваться даром речи. — Я знаю, что должен был повидать вас, прежде чем выходить из дому… Молодой мистер Мэнген разбудил меня и сообщил о происшедшем. Я чувствовал, что должен пойти в лечебницу, навестить Гримо и узнать, не могу ли я чем-то помочь…
Рэмпоул чувствовал, что Дреймен еще толком не проснулся или находится под действием снотворного. Он шагнул вперед, нащупав рукой спинку стула, но не садился, пока Хэдли не попросил его об этом.
— Мистер Мэнген сказал мне, — снова начал Дреймен, — что доктор Гримо…
— Доктор Гримо умер, — прервал старика Хэдли.
Дреймен застыл на стуле, сидя прямо, насколько позволяла сутулость, и положив руки на шляпу. В комнате воцарилось тяжелое молчание. Дреймен закрыл глаза, потом открыл их снова, устремив взгляд вдаль и дыша с присвистом.
— Да упокоит Господь его душу, — тихо сказал он. — Шарль Гримо был хорошим другом.
— Вы знаете, как он умер?
— Да. Мистер Мэнген рассказал мне.
Хэдли внимательно смотрел на него.
— В таком случае вы понимаете, что единственный способ помочь нам поймать убийцу вашего друга — это рассказать все, что вам известно?
— Да, конечно…
— Хорошо, мистер Дреймен. Мы хотим побольше узнать о прошлом мистера Гримо. Вы были его близким другом. Когда вы встретились впервые?
Продолговатое лицо слегка дрогнуло.
— В Париже. Он получил докторскую степень в университете в 1905 году — в том же году, что и я. Тогда мы и познакомились… — Казалось, факты ускользают от Дреймена — он прикрыл глаза ладонью, а его голос стал ворчливым, как у человека, спрашивающего, куда подевали его запонки. — Гримо был блестящим ученым. В следующем году он получил адъюнкт-профессуру в Дижоне. Но тут умерли его родственники, оставив его хорошо обеспеченным. Вскоре он бросил работу и приехал в Англию. Во всяком случае, насколько я понял. Мы не виделись много лет. Вы это хотели знать?
— А вы когда-нибудь встречались с ним до 1905 года?
— Нет.
Хэдли склонился вперед.
— Где вы спасли ему жизнь? — резко спросил он.
— Спас жизнь? Не понимаю.
— Вы когда-нибудь бывали в Венгрии, мистер Дреймен?
— Я… я путешествовал по Европе и, возможно, бывал и там. Но это было очень давно, когда я был молод. Я не помню.
Теперь пришла очередь Хэдли стрелять по тарелкам.
— Вы спасли ему жизнь около тюрьмы Зибентюрмен в Карпатских горах, когда он бежал, не так ли?
Костлявые руки Дреймена стиснули шляпу. Рэмпоул чувствовал, что сейчас в нем больше упрямой силы, чем было в течение дюжины лет.
— Разве? — отозвался он.
— Нет смысла упорствовать. Мы знаем все — даже даты, благодаря вам. Карой Хорват, будучи свободным, оставил на одной из своих книг пометку — «1898 год». Для полной университетской подготовки к докторской степени ему требовалось минимум четыре года. Время пребывания в тюрьме и бегства мы можем сузить до трех лет. Располагая этой информацией, — холодно продолжал Хэдли, — я могу телеграфировать в Бухарест и получить все подробности в течение двенадцати часов. Так что лучше говорите правду. Я хочу знать все, что вы знаете о Карое Хорвате и его двух братьях. Один из них убил его. Напоминаю, что утаивание сведений подобного рода — серьезное преступление. Итак?
Какое-то время Дреймен молчал, прикрывая глаза и постукивая ногой по ковру. Потом он поднял взгляд, и все с удивлением увидели на его губах улыбку.
— Серьезное преступление? — переспросил он. — В самом деле? Откровенно говоря, сэр, мне плевать на ваши угрозы. Очень немногое может напугать или рассердить человека, который видит только ваши контуры, как видит яйцо-пашот на тарелке. Почти все страхи в мире — как, впрочем, и желания — порождены более конкретными зрительными образами: глазами, жестами, фигурами. Молодые люди не могут этого понять, но вы, надеюсь, можете. Понимаете, я не абсолютно слеп. Я вижу лица, утреннее небо и все те предметы, которыми, как утверждают поэты, бредят слепцы. Но я не могу читать, а лица, которые я сильнее всего хотел бы видеть, уже восемь лет более слепы, чем мое. Когда такое случается, вас уже ничего не волнует. — Он снова наморщил лоб. — Сэр, я охотно сообщу любую нужную вам информацию, если это поможет Шарлю Гримо. Но я не вижу никакого смысла раскапывать старые скандалы.
— Даже с целью найти брата профессора, который убил его?
Дреймен нахмурился:
— Если вы думаете, что мой ответ вам поможет, советую выбросить из головы ложную идею. Не знаю, как вы об этом узнали. У Гримо были два брата, и они попали в тюрьму. — Он опять улыбнулся. — Ничего ужасного в этом не было. Их осудили по политическим мотивам. Полагаю, добрая половина тогдашних молодых энтузиастов была в чем-то подобном замешана… Забудьте о двух братьях. Оба мертвы уже много лет.
В комнате было так тихо, что Рэмпоул слышал последний треск огня в камине и свистящее дыхание доктора Фелла. Хэдли посмотрел на доктора, чьи глаза были закрыты, потом устремил бесстрастный взгляд на Дреймена:
— Откуда вы это знаете?
— Мне рассказывал Гримо. Кроме того, все газеты от Будапешта до Брашова тогда трубили об этом. Вы можете легко все проверить. Они умерли от бубонной чумы.
