современной молодежи, серьезной и талантливой. Ненавижу слова «преданные своему делу», так как от них несет канцелярщиной, но в данном случае они вполне уместны. Если мы рассмотрим их характеры в свете характеров Ромео и Джульетты, то неизбежно придем к…
— Мамаронек!
— …к выводу, — продолжал судья, — что каждый может подчинить себя требованиям Шекспира. Не будь у нас более серьезных причин для беспокойства…
— А они у вас есть?
— Они есть у Джадсона Лафаржа. Он, как и я, бесплатный консультант, но только по деловым вопросам. Вы знаете его, молодой человек?
— Фил хорошо знает его жену, — ответила Джуди. — Он говорит, что они встретят нас на станции.
— Ну, тогда вы попадете в хорошие руки. Боюсь, что мне сразу же придется вас покинуть. Я весь день пробыл в клубе «Лотос», так что до репетиции должен зайти домой и получить несколько важных сообщений по телефону. Но в театр я обязательно приду… А у Лафаржа, конечно, есть причины для беспокойства. Рабочие сцены, музыканты, бродяги…
— Бродяги?
— Когда мы приобрели театр, еще держалась зимняя погода. Мы обнаружили, что бродяги и другие нежелательные субъекты иногда проникают в здание и спят там. Сцена оборудована изобретательными приспособлениями — люками и тому подобным. Лафарж полагает, что где-то есть потайной вход в театр, так как мы не нашли никаких признаков взлома. Особенно нам досаждает Усталый Уилли… Вы, кажется, англичанка, миссис Нокс?
— Да.
— В Америке, дорогая моя, Усталый Уилли — прозвище бродяг. Но этого человека вроде бы действительно зовут Уилли, хотя он скорее никчемный пьяница, чем бродяга.
— Да, мне знакомо это прозвище.
— Обычно он выпивает бутылку «Сники Пит» — дешевого крепкого вина — и приходит спать в «Маску». Как он туда пробирается, никто не знает. Время от времени Уилли попадает за решетку, но быстро выходит на свободу и принимается за старое. Ричбеллская полиция слишком беспечна — они просто запирают его на ночь и выпускают утром. Следует признать, что Уилли не нанес театру никакого ущерба. Но, уверяю вас, это не шутка! Знаете, к чему это может привести?
— Ричбелл! — объявил проводник.
Поезд остановился у надземной платформы. Снаружи дул легкий ветерок. Внизу сверкали огни Ричбелл-авеню — широкой улицы, тянущейся на полмили и соединяющейся с Бостонским шоссе восточнее Мамаронека.
На платформе стояла Конни Лафарж рядом с толстым круглолицым мужчиной, который, сняв шляпу, вытирал пот со лба.
После десятка вежливых слов судья Каннингем удалился по своим делам. Конни бросилась к Ноксу, обняла его за шею и поцеловала в щеку. Он представил им Джуди, но не смог понаблюдать за произведенным эффектом, так как Конни и ее супруг тут же начали оживленно болтать.
Стрелки вокзальных часов показывали без четверти девять, когда приезжие и встречающие спустились к поджидающему их «кадиллаку». Выехав с привокзальной площади, Джадсон Лафарж повез их по Ричбелл-авеню с ее высокими фонарями и в основном темными витринами магазинов.
Ярдах в двухстах от станции на левой, южной стороне улицы вырисовывался квадратный массивный силуэт театра «Маска». Дальше находились темная аптека и два таких же темных магазина, а на углу с Элм-стрит виднелось полуосвещенное здание с неоновой вывеской, где над деревом в импрессионистском стиле светились красные и зеленые буквы: «Таверна «Одинокое дерево».
— Вполне респектабельное местечко, — заметила Конни, указывая на таверну, когда они вылезли из автомобиля перед театром.
Иллюминация еще не освещала надпись «Труппа Марджери Вейн» черными буквами на белом фоне навеса. Но внутри были признаки жизни. Джадсон Лафарж провел небольшую группу через узкий вестибюль, где за окошечком билетной кассы сидела флегматичная девица лет девятнадцати в ожидании предварительных заказов.
— Нэнси Тримбл помогает нам в кассе, — объяснила Конни.
Они вошли в фойе, которое, в свою очередь, вело в зрительный зал.
Если бы фойе было лучше освещено, подумал Нокс, то оно напомнило бы ему большой салон на борту «Иллирии». Бело-розовое помещение изобиловало позолотой и мягкими коврами, но было освещено настолько тускло, что три спутника Нокса превратились в смутные силуэты.
Напротив задней розовой стены с вращающимися дверьми, ведущими в зал, висел написанный в полный рост портрет Марджери Вейн в роли Джульетты. Желтая лампа, скрытая в верхней части рамы, подчеркивала красоту ее лица, широко расставленные глаза и широкий рот, стройность фигуры в девственно-белом одеянии. Под портретом висел отполированный до блеска арбалет с деревянной рукояткой, инкрустированной слоновой костью, и железными стрелами по обеим сторонам.
Джадсон Лафарж, громко топая и обмахиваясь шляпой, прошел на середину фойе и принял ораторскую позу.
— Слушайте! — заговорил он. — Если бы на прошлое Рождество я знал то, что знаю теперь, разве я позволил бы втянуть себя в это? Черта с два! Все говорят, что это мое хобби! Да я бы лучше спрыгнул с Эмпайр-стейт-билдинга[59] и покончил с этой историей!
— Ну-ну, Джад! — засуетилась Конни. — Это пойдет тебе на пользу, дорогой, если ты только не будешь волноваться.
— Как же я могу не волноваться? Мы прямиком катимся к разорению, а эта чертова баба… — Он ткнул пальцем в сторону портрета.
— Вижу, — кивнул Нокс. — Сюда доставили портрет мисс Вейн.
Конни изобразила нечто вроде танца.
— Портрет? Господи, если бы только портрет! Неужели, Фил, ты не понимаешь, в чем дело? Она сама здесь!
Глава 5
МНОГО МАСОК
— Здесь? Но ты говорила…
— Знаю! — прервала Конни. — Мы все это говорили и все так думали. До сегодняшнего дня, когда она позвонила из аэропорта Ньюарка.[60] Не знаю, был ли это внезапный импульс или заранее обдуманный план. Но она здесь!
— Чего она хочет, Конни? Надеюсь, не играть Джульетту?
— Слава богу, нет! Мисс Вейн хочет посмотреть генеральную репетицию одна в ложе, так как не может выносить ничьей компании, когда смотрит то, что ей нравится! Если не считать участников постановки, в зале не должно быть никаких зрителей, кроме пятерых, которых она одобрила лично. К тому же репетицию следует задержать до тех пор, пока она не будет готова к просмотру.
— Когда ты сказала, что мисс Вейн здесь, Конни, ты имела в виду, что она уже в театре?
— Пока еще нет. Она, мисс Харкнесс и мистер Портер зашли перекусить в «Одинокое дерево». Джад, дорогой, тебе не кажется, что…
Джадсон Лафарж кивнул и, обмахиваясь шляпой, подошел к Ноксу.
— Слушайте! — начал он. — Я знаю, что вы иностранец. Но ведь вы не совсем иностранец. Конни много мне о вас рассказывала — в том числе, что вы были ее детской любовью…
Нокс покосился на Джуди, но ее лицо осталось бесстрастным.
— Так вот, я стал думать о вас как о члене семьи. Могу я рассказать вам кое-что?
— Разумеется.
