ролях. Эдам Кейли был отличным фехтовальщиком даже в тот период, когда это искусство считалось необходимым для любого актера. Он был лучшим Сирано де Бержераком[8] из всех, каких я когда-либо видел.
В конце Первой мировой войны Кейли прибыл в Нью-Йорк и завоевал Бродвей. К середине 20-х годов заработал много денег и вкладывал их, избегая рискованных биржевых спекуляций. Кейли купил дом неподалеку от Ричбелла и стал коллекционировать старинное оружие. Хотя он был уже не молод, но не помышлял об уходе на покой. Кейли мог оставаться на Бродвее, сколько позволял его талант. Но его величайшей мечтой было… Думаю, вам это известно?
— Да, — отозвался Нокс. — Понимаете, даже в те годы для жителей Уэстчестера посещать театры в Нью-Йорке — доставать билеты, ездить туда-обратно — было слишком хлопотно, чтобы проделывать это очень часто. Многие считали, что театр в самом округе с постоянной труппой и годовым репертуаром был бы переполнен в любое время.
Сигара доктора Фелла погасла, но он продолжал ей размахивать.
— Это и было величайшей мечтой Эдама Кейли, — снова заговорил он. — Ему хотелось собрать постоянную труппу, которой он мог бы руководить. На Ричбелл-авеню уже был старый театр…
— «Бижу»! — воскликнул Нокс. — Я его помню. Но…
— Но это был обычный провинциальный театр, в котором иногда выступали захудалые странствующие труппы. К тому же он имел дурную репутацию. Много лет назад, когда там шла какая-то крикливая мелодрама, одна неуравновешенная актриса лишилась рассудка и насмерть заколола другую прямо на сцене. Эдам Кейли не имел бы успеха в старом «Бижу». Вместо того…
Эту часть истории было незачем рассказывать Ноксу. В 1927 году «Бижу» полностью снесли. На его фундаменте к концу года был возведен прекрасный бетонный храм, который Эдам Кейли назвал «Маска». Он был оборудован самыми современными сценическими и осветительными приспособлениями. Но в зрительном зале с его позолотой и алым бархатом, бельэтажем и четырьмя пышно украшенными ложами ощущалось дыхание прошлого. Он почти в точности походил на зал театра «Гейети» в Дублине. К 1928 году строительство было завершено.
— А тем временем, — продолжал доктор Фелл, — наш актер-менеджер не оставался праздным. Эдам Кейли был добросовестным артистом. Он всегда окружал себя способными актерами, пробуждавшими творческий азарт друг в друге, а не превращавшими спектакль в собственное шоу. Для нового театра Кейли должен был укомплектовать первоклассную труппу и подобрать ведущую актрису. Последнюю Кейли выбрал вопреки всем советам — девушку моложе восемнадцати лет и к тому же игравшую только небольшие роли в уличных представлениях. «Я обучу ее, — заявил он. — Подождите и увидите сами». Кейли не только обучил девушку, потратив на это месяцы напряженного труда. В начале 1928 года он женился на ней.
Эдам Кейли был по уши влюблен. Его темноволосая чаровница вертела им по своему усмотрению, хотя в профессиональных вопросах ей не всегда удавалось настаивать на своем. В труппе был один молодой актер, которого леди почему-то невзлюбила и от которого она уговаривала мужа избавиться. Кейли отказал ей, леди бушевала, но актер оставался в труппе, пока…
Все предзнаменования выглядели благоприятно. Множество любителей театра закупило абонементы на весь сезон. Осуществлению планов Кейли способствовали его большое состояние и толковый менеджер, чье имя я не могу припомнить. Да! В шестьдесят один год Кейли собирался играть Ромео в паре со своей супругой в роли Джульетты и прыгать по сцене, как в молодости. Правда, врач предупреждал, что его может подвести сердце. Но великий человек считал это вздором и никому не говорил о своем здоровье. Эдам Кейли никогда не отменял спектаклей и имел репутацию человека, сделанного из железа.
Премьеру назначили на 25 апреля. Публику на генеральной репетиции 24-го числа ограничили близкими друзьями, получившими специальное приглашение. Немногочисленные зрители достаточно высоко оценили результаты титанического труда Эдама Кейли. Он выполнил обещание обучить свою протеже. Марджери Вейн блистала в роли Джульетты, хотя и не присутствовала на сцене во время сенсационной дуэли Ромео и Тибальта в первой сцене третьего акта. Сам Кейли, как мне говорили, еще никогда не играл лучше. На реплику Бенволио: «Ты видишь, вот опять Тибальт кровавый»[9] — он ответил громовым голосом: «Как, невредим и на вершине славы? А тот убит?»
Мне незачем повторять вам все строки вплоть до рокового вызова. Тибальт сделал выпад. Ромео парировал его и нанес ответный удар. Но шпага выпала из его руки, он зашатался, хватая руками воздух, и свалился наземь. Марджери Вейн, не сумев сдержаться, с криком выбежала из-за кулис. Но было поздно. Когда Эдама Кейли подняли с пола, он уже был мертв. — Доктор Фелл надул щеки и скорчил жуткую гримасу.
— Его все-таки подвело сердце? — спросил Нокс.
— Да, это установили сразу же. Но каков был результат после всех потрясений и первых приступов горя? Когда к концу лета все юридические вопросы прояснились, юная актриса из Нью-Джерси стала богатой восемнадцатилетней вдовой.
Впрочем, потом появились и иные результаты. Для труппы смерть Кейли означала полный крах. Но мисс Вейн заявила, что Ричбелл должен иметь свой театр. Первым ее поступком было увольнение молодого актера, который ей не нравился, а затем она и деловой менеджер Уильям Истабрук попытались спасти предприятие.
Из уважения к памяти покойного они отложили премьеру на две недели, а потом представили «Ромео и Джульетту» с поспешно выбранным актером на главную роль и потерпели провал. Провалились они и с «Учеником дьявола» Бернарда Шоу,[10] и с «Кругом»[11] — публика уходила со спектаклей. Им не хватало Эдама Кейли — или актера, равного ему по степени таланта. Они нуждались если не в гении, то по крайней мере в яркой личности, обладающей громким именем, но им не удалось таковую заполучить.
Марджери Вейн вернула деньги держателям абонементов и актерам, уже заключившим контракт, после чего не без сожаления распустила труппу. Так как в шоу-бизнес ворвалось звуковое кино, будущее театра Эдама Кейли было предрешено.
— Значит, она продала театр?
Доктор Фелл шумно вздохнул над потухшей сигарой:
— Нет, не продала. Она напрочь отвергла все предложения о покупке. Арендованный на длительный срок компанией «Хаскинсон инкорпорейтед», он был снабжен звуковой аппаратурой и превратился в кинотеатр «Маска».
Что касается Марджери Вейн, то она, как подобает послушной дочери, вернулась к родителям в Монклер. Там Марджери прожила до двадцати одного года. Став совершеннолетней и очень богатой вдовой, она отправилась покорять Европу. В те дни Европа означала Париж и Ривьеру. Но для нашей молодой леди в 1932 году она также означала и Лондон. Такая же решительная и честолюбивая, Марджери познакомилась с пожилым, но влиятельным сэром Джеймсом Мейплом. Выходить за него замуж не было необходимости — он предоставил ей шанс, которого она жаждала.
Большинству читателей газет известно, что произошло дальше. Марджери играла Джульетту. Она была первоклассной актрисой и доказала это. То, что Джульетта не являлась счастливой случайностью, Марджери Вейн продемонстрировала в последующие годы восторженной публике и критикам в таких непохожих ролях, как леди Тизл в «Школе злословия»,[12] Нора в «Кукольном доме»[13] и римлянка Ведия в «Воздай кесарю кесарево» — исторической эпопее в стиле «бросьте их на растерзание львам».
Доктор Фелл кратко изложил дальнейшие события. В жизнь Марджери Вейн вошел Джимми Рэнсом, восьмой лорд Северн, который в середине 30-х годов унаследовал большое поместье с двадцатью тысячами фунтов годового дохода. Оставив сцену после очередного триумфа, Марджери стала стойкой британской патриоткой, когда тучи войны сгустились перед бурей.
— А посмотрите на нее теперь! — воскликнул доктор Фелл. — Сэр Джеймс Мейпл мертв. Лорд Северн мертв. В Лондоне, Сомерсете и на юге Франции она — дама из высшего общества. Находясь на пике своей карьеры, Марджери превратилась в безупречную английскую леди или в ее очень удачную имитацию.
Повторяю: посмотрите на нее теперь! Она превосходно сохранилась — все еще красива и, несомненно, желанна! Вы скажете, что никогда не были официально представлены ей. Однако вы кивали ей при встрече, наблюдали, как она председательствовала за капитанским столом, видели ее гуляющей по
