— Это мы уже поняли, маэстро. Но не объясните ли вы нам, какое отношение имеет к этому делу знаменитый бейсболист?
— Значит, он был знаменитым бейсболистом? — осведомился доктор Фелл. — Я слышал это от нескольких персон (как сказал бы судья Каннингем), хотя сам не мог бы в этом поклясться. Во время моего единственного визита на бейсбол много лет назад, когда бруклинские «Доджеры» были в Бруклине, а не в Лос-Анджелесе, у меня лишь сложилось впечатление, что Бруклин — святая земля, которую лучше не осквернять посторонним… Боюсь, — доктор Фелл взмахнул потухшей трубкой, — что мое замечание вновь было неверно понято. Хансом Вагнером звали не только знаменитого бейсболиста, но и ночного сторожа этого театра — причем, кажется, весьма неумелого. Он должен был следить, чтобы Усталый Уилли не пробрался на балкон, и потерпел неудачу. Для меня слова «Ханс Вагнер» означали балкон или — дабы соблюсти точность и избежать дальнейшего непонимания — уровень балкона. Вот подлинное объяснение тайны.
— Да ну? — усмехнулся Бэрри Планкетт. — Лучше поведайте нам все до конца, о мудрец, а то у Энн в трусиках уже завелись муравьи. Никогда бы не подумал, что малышку так интересует убийство!
— Глупый, меня интересует только…
— Знаю, но заниматься этим здесь и сейчас противоречило бы правилам хорошего тона. Подождем до поздней ночи, ладно?
— Может, вы оба заткнетесь? — рявкнул лейтенант Спинелли. — Продолжайте, маэстро.
— Думаю, — проговорил доктор Фелл, — было бы полезным как можно скорее прояснить все побочные элементы, которые вносили путаницу в это дело. Разумеется, я имею в виду историю, рассказанную нам мистером Уильямом Истабруком — он же Усталый Уилли, — о человеке в маске и черном костюме, который выстрелил из арбалета со сцены, после чего исчез, провалившись в люк.
В истории этой не было и слова правды — зная то, что произошло в действительности, я в этом не сомневался. Почему же Усталый Уилли поведал ее нам? Потому что он, по собственному признанию, надеялся вновь быть принятым в театр, с которым некогда сотрудничал. Поступил ли Уилли глупо, рассказав нам эту дикую историю? Нет, черт возьми! Ибо его надежды оправдались. Я с радостью убедился, что вокруг полным-полно сердобольных людей. Мистер Джадсон Лафарж — громогласный джентльмен, гневающийся по любому поводу, — может смело вступать в этот клуб, как и судья Каннингем. Они одели Уилли, накормили его, дали ему денег на выпивку. Так что, если кто-нибудь хочет трижды прокричать «ура» Ричбеллу и округу Уэстчестер, я с удовольствием к нему присоединюсь.
Разобравшись в том, что не произошло здесь вечером в прошлое воскресенье, перейдем к тому, что все-таки произошло. Почему Марджери Вейн решила лететь на север — повинуясь внезапному инстинкту или спланировав это заранее, — не имеет значения, хотя я склоняюсь к последнему варианту. Зато крайне важны передвижения Элизабет Харкнесс, которая вошла в этот театр в воскресенье перед обедом, уже продумав все детали своего замысла.
Полагаю, она продумала их перед отлетом из Флориды. Коль скоро между Марджери Вейн и мистером Планкеттом велась интенсивная переписка, он вполне мог сообщить ей об арбалете и двух стрелах, выставленных в фойе.
— Я так и сделал! — простонал Бэрри. — Значит, Бесс тоже об этом знала?
— Разумеется — как всегда. Теперь давайте проведем маленький эксперимент.
Тяжело поднявшись с дивана, доктор Фелл окинул взглядом зал. Как и перед репетицией, бордовые занавесы были раздвинуты, а освещение включено не полностью.
— Вы сказали, лейтенант, что у вас при себе ожерелье и браслет. Могу я их позаимствовать? И газетную вырезку, если она тоже при вас.
— О'кей, маэстро! Обернуть браслет вокруг ожерелья, а вырезку засунуть между ними, как было, когда я обнаружил их на полу?
Доктор Фелл кивнул. Оба ювелирных изделия были соединены друг с другом, образуя поблескивающую конструкцию причудливой формы.
— Теперь стрелу, лейтенант. Ту, которой едва не прикончили миссис Нокс во вторник вечером.
Согнав со стола Энн Уинфилд и Бэрри Планкетта, лейтенант Спинелли выдвинул ящик и извлек оттуда железную стрелу с тяжелым наконечником и четырьмя остриями.
Доктор Фелл отложил свою палку и спрятал в карман трубку. С драгоценностями в одной руке и стрелой в другой он неуклюже двинулся по сцене и окликнул:
— Полисмен Полсон!
— Здесь, док! — послышался голос.
Никто до сих пор не замечал Полсона, сидящего в одном из первых рядов партера все еще в штатском.
— Мистер Полсон, этим вечером я дал вам определенные указания. У вас имеется арбалет?
— Да, сэр, — ответил Полсон, показывая арбалет. — Этот побольше того, который мы считали орудием убийства. В том было всего восемнадцать дюймов ширины и менее двух футов длины. Но мой арбалет тоже готов к использованию, хотя добиться этого было нелегко. Он подойдет?
— Подойдет, — кивнул доктор Фелл. Он бросил стрелу и драгоценности Полсону, который ловко их поймал. — Идите к тому месту, которое я вам назвал. Затем, по моему сигналу, приступайте к демонстрации. Заранее благодарю.
Полсон зашагал по проходу к вращающейся двери в задней стене. Доктор Фелл повернулся к остальным.
— Пообедав в таверне «Одинокое дерево», — продолжил он, — мисс Вейн, Элизабет Харкнесс и Лоренс Портер вернулись сюда. Портера вы увидели не сразу, да и мисс Харкнесс тоже. Марджери Вейн появилась в конце краткого поединка на шпагах и кинжалах. После определенного интервала она окликнула свою преданную компаньонку, которая пришла лишь тогда. Помните ли вы, как была одета преданная компаньонка?
Хотя я увидел ее позже, отвечу сам. На ней была обтягивающая голову шляпка, которую она носила на борту лайнера. В руке она, как обычно, держала деревянную вешалку с норковым манто Марджери Вейн.
Мисс Харкнесс появилась не позже чем через две минуты после мисс Вейн. Но за это время, находясь одна в фойе, она успела… что?
— Снять со стены и спрятать арбалет и две стрелы? — предположил Нокс.
— Совершенно верно! — кивнул доктор Фелл. — Стрелы были короткими — они легко поместились бы во внутренних карманах манто. Что касается арбалета, мы знаем его размер — он был легким и имел на древке острый крючок для подвешивания. В тот момент крючок был прикреплен к подкладке внутри манто. В результате мисс Харкнесс могла держать арбалет спрятанным под самым носом у своей жертвы.
В начале репетиции Филип Нокс видел, как Элизабет Харкнесс, сидя в первом ряду бельэтажа, повесила манто, не снимая его с плечиков, на спинку соседнего стула. Но к тому времени она уже спрятала арбалет под другое сиденье. Позднее, когда лейтенант Спинелли впервые допрашивал нашего ангела мщения, я смог бросить взгляд на подкладку манто и увидел маленький разрез от крючка арбалета.
Лейтенант Спинелли обвинил меня в сокрытии улик, потому что я не сразу сообщил ему о разрезе в подкладке. Конечно, он был прав, но в тот момент разрез всего лишь добавлял одно указание к ряду других, а я еще не был готов к объяснениям.
Итак, продолжим. Сев в первом ряду бельэтажа, Элизабет Харкнесс тут же проделала кое-что на глазах у всех и, очевидно, продолжала это делать. Что это было?
— Она закурила сигарету! — воскликнул Нокс. — Эта женщина была заядлой курильщицей. При этом она держала сигарету абсолютно неподвижно, как я уже заметил на борту «Иллирии». После начала репетиции я отправился в бельэтаж поговорить с Джуди и ориентировался по вечному огоньку сигареты Бесс Харкнесс.
— Но после этого ни вы, ни кто другой к ним не подходили, верно? К тому времени присутствие Элизабет Харкнесс и Джуди Нокс казалось само собой разумеющимся, тем более что огонек сигареты продолжал светиться. Теперь скажите, не напоминает ли это вам эпизод одной старой пьесы?
В мозгу Нокса словно блеснула искра.
— Пьесы «Шерлок Холмс»! — воскликнул он. — Приключение Холмса в газовой камере в Степни!
