прежде всего изображать икону Спасителя и Богородицы из всякого вещества: золота, серебра и различными красками, чтобы всем было доступно домостроительство спасения. Считаю также полезным изображать жизнь святых, чтобы труды и подвиги их были известны народу, в особенности простому, кратко обрисовались в его сознании и поучали его. Если царским портретам и фигурам, отправляемым в города и села, навстречу выходит народ со свечами и кадильницами, оказывая почтение не изображению на облитой воском доске, но самому императору, то насколько более следует изображать икону Спасителя, Его Матери и святых!» Один из епископов по заслушании такой речи даже воскликнул: «Речь почтенного епископа Амморийского вызвала y нас даже слезы».
Умеренные устами Тарасия просто констатировали, что вот «некогда бывшие обвинителями – ????????? православия, ныне стали его исповедниками – ?????????. Великое сокрушение сердечное показал Феодосий!». Согласились с этим и монахи, но просили отметить в протоколах, что они в этом случае приемлют покаявшихся как «обратившихся из ереси – ???? ?? ???????? ?????????????».
Вслед за тем на то же первое заседание введены были 7 епископов второй очереди: Ипатий, митрополит Никейский; Лев, митрополит Родосский; Григорий, митрополит Писсунитский (Галатия); Лев, митрополит Иконийский; Георгий, митрополит Антиохии Писидийской; Николай, епископ Иерапольский; Лев, епископ острова Карпаф. Суждения о них затянулись и были перенесены на следующее заседание.
Именно эти епископы обвинялись, что они в прошлом году вели в Константинополе особые агитационные собрания (?????????????) и срывали собор. Теперь они заявляют, что из чтения святых отцов они убедились в истине иконопочитания, a в прошлом году действовали «по неведению и неразумию – ???? ??????? ??? ?????????».
Странновато было это признание в своем невежестве со стороны епископов, да еще активных бунтовщиков. Искренно ли было их обращение? Сам Тарасий ставил им довольно скептические вопросы. Льву Родосскому: «Ну и как же это ты, батюшка мой, до сих пор восемь или десять лет проепископствовал и только нынче убедился?» Допрашиваемые объясняли дело привычкой и создавшимся новым воспитанием: уже укоренилось давно новое учение и они из школы вынесли его. Тарасий не без язвительности заметил: «Тем труднее поддаются излечению застарелые болезни». И «церкви не полезно принимать священнослужителей от худых учителей». На это Ипатий Никейский заметил: «И все-таки совесть взяла верх!»
Тарасию казалось, что покаяния достаточно. И Савва Студийский верил, что Бог привел этих епископов на путь истины. Но представитель «восточных» Иоанн заявил, что им, монахам, еще трудно решить вопрос, ибо неясно: по какой же норме нужно произвести прием этих лиц? С правом ли священства и в сущем ли сане?
Началось чтение правил: 1) Апостольское- 51; 2) Никейское – 9; 3) Ефесское – 3 (2, 4); 4) Василия Великого к Амфилохию – 188; Василия письмо – 251, 263, 99, 240; 5) Ефесский собор о мессалианах; 6) Кирилла Александрийского письмо – 57, 56; 7) св. Афанасия к Руфиниану; 8) примеры из «Истории» Сократа, Феодора Чтеца, из Деяний Халкидонского соб., из жития св. Саввы – о приеме поставленных в священство еретиками.
Все данные говорили о приятии. Ho o возвращении прав епископства можно было спорить в зависимости от квалификации иконоборчества, т.е. от степени его еретичности. Епископы из Сицилии (а их было много на соборе, из греческой монашеской эмиграции) устами их ученого диакона Епифания Катанского предлагали отожествить новых еретиков с какой-нибудь прежней ересью и тогда делать выводы. Епифаний спрашивал: «Новоизмышленная ересь меньше или больше прежних ересей?» Тарасий сказал: «Зло есть зло», т.е. склонен был уравнивать ереси. Монах Иоанн, заместитель патриарха Антиохийского, усилил квалификацию: «Эта ересь худшая из всех ересей, как ниспровергающая домостроительство Спасителя». Ряд отеческих мнений и исторических аналогий говорил в пользу умеренности. Так, Василий Великий считал справедливым энкратитов перекрещивать, но не желал отпугивать их этим от церкви и не возражал против тех случаев, когда некоторые энкратиты были уже приняты в сущем епископском сане. Третий Вселенский собор постановил принимать мессалиан в сущем сане. Кирилл Александрийский советовал ревнителям не очень придираться к кающимся несторианам, «ибо дело нуждается в великой икономии».
Но монахам больше понравилось письмо св. Афанасия к Руфиниану. Тут излагается его практика, установленная Александрийским собором 362 г. по отношению к арианским клирикам: «предстоятелей нечестия» прощать, но не давать им места в клире, «а завлеченных нуждой и насилием» прощать и допускать в клир. Монахи предложили этот вопрос испытуемым: можно ли и о них сказать, что их вовлекли в иконоборчество насилием? Ипатий Никейский начисто отверг это. Он сказал: «Ведь мы же родились, выросли и все время вращались в этой ереси».
В дальнейшем было признано, что за учителей ереси данных епископов признать нельзя (они еретики, так сказать, по инерции) и потому их можно принять в сане. Но если они неискренни, то Бог им судья.
Монахов приходилось еще убеждать рядом примеров о принятии еретиков в сущем сане: Маркелл Анкирский; на IV Вселенском соборе – Ювеналий Иерусалимский, Фаласий Кесарие-Каппадокийский, Евсевий Анкирский, Евстафий Виритский. Признавалась и хиротония еретиков: Мелетий Антиохийский поставлен арианами; Кирилл Иерусалимский – также Акакием Кесарийским и Патрофилом Скифопольским, яростными арианами; Анатолий Константинопольский – Диоскором; Иоанн Иерусалимский – севирианами; большинство отцов VI Вселенского собора – монофелитами.
Монахи сослались на 240-е письмо Василия Великого, где он пишет: «Я не признаю епископом и не считал бы во иереях Христовых выдвинутого на предстоятельство нечистыми руками на разрушение веры». Поэтому и хиротонисованные им пусть не дерзают «причислять себя к священнической плироме». «Тут, – говорили монахи, – святой отец отвергает хиротонию еретиков». Патриарх Тарасий объяснил, что здесь Василий Великий не говорит, что таковые вообще неприемлемы, a только то, что они не должны безусловно требовать вхождения в православный клир как бы пo праву. Практика при Василии Великом объяснялась обстоятельствами того времени. «И преемники Василия в церкви последующего времени, конечно, знали мнение святого отца и тем не менее покаявшихся принимали с их хиротонией от еретиков».
Наконец все признали вопрос правильно разъясненным ??????? ?????????, дали прочитать испытуемым покаянные заявления и приняли в их сане на их кафедры.
Третья очередь подсудимых представлена была всего одним митрополитом Неокесарийским Григорием. Он был уже буквально «приведен» под конвоем «царского человека» – ????????, который, вводя Григория в собор, заявил: «Я послан Благостными Государями, чтобы привести почтеннейшего епископа Неокесарии на богочестный и святый ваш собор, пред каковым и стою ныне». Григорий не обвинялся в прошлогоднем бунте, но он был старый иконоборец, участник собора 754 г., и, видимо, был из упорных. Однако и он предстал перед собором с готовностью переубедиться и понять непривычную для него до сих пор точку зрения на иконы – ???? ???? ?????? ??? ?????????? ??? ??????????.
Единомыслие собора произвело на него большое впечатление, и он просил простить его.
Разъяснены были два сомнения о возможности принятия Григория в сан. Тарасий напомнил, что Григорий епископствовал при Константине Копрониме во время гонения. Тогда епископы могли быть причастными к избиению благочестивых иконопочитателей, a за побои других клирики низвергаются из сана по 26-му и 28-му апостольским правилам. Но Тарасий оговорился: никого не следует обвинять без фактических доказательств. Сам Григорий решительно заявил: «Ни один человек не осмелится обвинить меня в том, что я бил или ударил кого-нибудь. Никто от меня не потерпел такой обиды». Савва Студит спросил: «Григория считали представителем ереси – ??????? ??? ????????? He придется ли его судить по правилу св. Афанасия в послании к Руфиниану как вождя ереси?» Тарасий и на это возразил фактами: Ювеналий Иерусалимский и Евстафий Севастийский были вождями ереси (??????? ????????) и, однако, приняты. Наконец и Григорий был возвращен на свою кафедру.
С четвертого заседания начался разбор библейских, богословских, отеческих и исторических данных в пользу иконопочитания. He входя в подробности, отметим только несколько мыслей собора, которые он противопоставил идеологии иконоборческого собора 754 г.
После библейских данных (херувимы скинии и храма) собор доказывал цитатами из отцов
