выехать в Коразон. Это могло быть только на руку заговорщикам.
Один офицер сел в карету вместе с арестованными, а другой ехал рядом с каретой верхом на коне.
Когда карета тронулась в путь, Ник Картер шепнул своему помощнику:
– Они знают, кто мы такие и для чего прибыли сюда; они посадят нас в тюрьму с тем, чтобы завтра расстрелять. Когда железные двери закроются за нами, то не будет больше надежды на спасение.
– Так кажется и мне, – сухо ответил Патси. – Мы опять попали в хорошую переделку. Но что же делать?
– Ты видишь офицера, который едет рядом с каретой?
– Вижу.
– Конь у него неплохой. У тебя есть нож?
– Есть.
– Открой его, возьми в руку и будь наготове. Когда я дам тебе сигнал, ты перереж ему подпругу и сбрось офицера с седла, а сам садись на коня и удирай.
Патси помолчал немного, а потом ответил:
– Дело не легкое, но это единственный выход.
– Обо мне не беспокойся, – продолжал Ник Картер, – думай только о том, как бы спастись самому.
Карета проезжала по запруженной толпой улице и с трудом подвигалась вперед.
Патси не пришлось исполнить приказания Ника Картера.
Когда капитан как-то случайно посмотрел в сторону, Ник Картер внезапно мощной рукой схватил его и вышвырнул на мостовую в дверцу открытой кареты. Затем он схватил сидевшего тут же пехотинца и швырнул его на старого генерала, которому крикнул, чтоб он задержал его во что бы то ни стало.
В следующую секунду он быстрым движением сбросил кучера с козел и вырвал у него из рук вожжи и кнут.
Он несколько раз ударил лошадей, так что они понеслись, как бешенные.
Несколько человек из толпы бросились к лошадям но Ник Картер не смутился.
Он выпустил вожжи и кнут, и вдруг оказался вооруженным двумя револьверами.
Он моментально выпустил из каждого револьвера по шесть пуль, так что казалось, будто он дал только один выстрел.
Двое мужчин, бросившихся к лошадям, свалились замертво, третий громко крикнул, размахивая простреленными руками, а четвертый, убитый наповал, упал под копыта лошадей, которые бешено понеслись вперед, перепуганные выстрелами.
Все это произошло в течение лишь нескольких секунд, так что толпа даже не успела сообразить, в чем собственно дело.
Но карета не успела отъехать и двадцати шагов, как пехотинцы, конвоировавшие се, пустили в ход ружья.
В воздухе начали свистеть пули, но к счастью, ни одна из них не попала в Ника Картера.
Зато пули угодили в лошадей, которые взвились на дыбы и снова понеслись. Они завернули в какой-то тупик и с такой страшной силой ударились об стену, что Ник Картер, описав большую дугу, полетел через нее и упал на другой стороне на землю.
Он очутился на мягкой траве, у ног какой-то изящно одетой дамы.
Хотя он и был ошеломлен силою падения, но все-таки сразу спохватился.
В первый момент сидевшая на скамье дама совершенно растерялась от испуга и, по-видимому, хотела крикнуть или броситься в бегство.
Но Ник Картер успел ее удержать за руку и спокойно проговорил:
– Не кричите! Вопрос идет о моей жизни и смерти! Вы слышите вой возбужденной толпы на улице? Толпа эта преследует меня! Я не знаю, с кем имею честь говорить, но... кто бы вы ни были, вы должны мне помочь бежать! Я полагаю, что нахожусь в дворцовом саду, может быть, вы фрейлина королевы, а может быть, даже сама королева! Для меня это в данную минуту неважно! Не смейте звать на помощь, это вам обойдется слишком дорого! Проводите меня куда-нибудь, где я буду в безопасности.
Дама встала и по дорожкам парка направилась к какому-то длинному зданию. Там она остановилась перед верандой, из которой была дверь внутрь здания и дала Нику Картеру знак следовать за ней.
В следующую минуту сыщик очутился в большой комнате.
Дама в изнеможении опустилась на кресло.
– Не говорите ничего, госпожа, – шепнул Ник Картер, – не бойтесь, если вы не выдадите меня, вам не будет угрожать опасность.
Так как в парке повсюду горели электрические лампочки, то Нику Картеру сразу было трудно разобраться в темной комнате.
Прежде всего он запер окна и дверь, затем снова подошел к незнакомке и спросил:
– Понимаете ли вы все то, что я говорю?
– Отлично понимаю, – ответила она с таким спокойствием, что Ник Картер невольно изумился, – но ведь вы приказали мне ничего не говорить и я в данную минуту вынуждена вам повиноваться!
