Дана повернулась к матери.
— Как капитан, он должен быть похоронен в Арлингтоне, со всеми почестями, — сказала она.
Маргарет Скалли сквозь застилающие глаза слёзы неотрывно глядела, как пепел её мужа развеивается над морской водой.
— Он хотел, чтобы его похоронили именно так, — произнесла она. Повернувшись к дочери, добавила: — Только в присутствии семьи.
Обряд закончился. И музыка словно зазвучала громче, раздражая Дану своей неуместностью. Мать, почувствовав это, негромко произнесла, глядя в море:
— Эта песня играла, когда его корабль возвращался с кубинской блокады. Он сошёл по трапу и промаршировал прямо ко мне. А потом он сделал мне предложение.
Дана склонила голову.
— Я знаю, — сказала она после долгого молчания, — что вы с папой были… — она умолкла, подыскивая нужное слово, — разочарованы, когда я выбрала путь, по которому иду, вместо того, чтобы заниматься медициной. Но…мне нужно знать — он вообще гордился мной или нет?
Маргарет Скалли грустно улыбнулась сквозь слёзы.
— Он был твоим отцом, — ответила она, не глядя на дочь.
Уитакер, штат Северная Каролина
14 ноября 1994
Утро
— Где эта драная сука, ма? — спросил О’Лири.
— Шон, не должно так говорить о данной тебе Богом жене, — ответила Кэйтлин.
О’Лири хотел что-то сказать насчёт того, откуда взялась Сильвия, но промолчал, не желая впадать в богохульство при матери. Кэйтлин О’Лири могла простить любую нецензурную фразу, вырвавшуюся в гневе. Но не богохульство — этому прощения не было.
— И всё-таки, где она, ма?
— Она уехала за полчаса до твоего прихода.
— Твою мать… — тихо пробурчал Шон. — Небось на моём «мустанге»?
— Она сказала, что на автобусе уже не успевает, — дипломатично ответила Кэйтлин.
Она отлично знала, как её сын относится к своему спортивному «скакуну». Шон купил машину подержанной, отремонтировал, отладил, и теперь «форд-мустанг» работал как часы.
О’Лири снова вполголоса грязно выругался.
— Шон, или попробуйте пожить отдельно, — внезапно резко произнесла миссис О’Лири, — или постарайся наладить отношения. Мне страшно смотреть, как ты дёргаешься и мечешься из стороны в сторону. Я чувствую, что скоро произойдёт что-то очень нехорошее.
Шон, склонив голову, потёр подбородок:
— Нет, ма, всё будет хорошо. Пусть идёт, как идёт. Я… знаю, что должен делать.
Кэйтлин непонимающе поглядела на сына:
— Откуда, Шон?
— Мне один человек сегодня, ну… нагадал, что ли.
Кэйтлин нахмурилась:
— Он твой сослуживец?
О’Лири не смог солгать и покраснел.
— Нет, ма.
Миссис О’Лири в ужасе поглядела на сына:
— Шон, неужели ты…
О’Лири потупил взгляд:
— Да, ма. Он убийца. Но он…он знает моё прошлое и будущее.
— Шон! Как ты можешь?!
— Да, ма. Я верю ему.
— Он преступник!
— Но я верю!
Кэйтлин побледнела. В углах глаз выступили слёзы.
— Я знала, Шон, — впервые созналась она, — что твоя женитьба и твоё богохульство доведут тебя до этого, что ты начнёшь якшаться с преступниками.
Центральная тюрьма
Роли, штат Северная Каролина
14 ноября 1994
17:50
Лютер Ли Боггз сидел на стуле, уставившись неподвижным взглядом на сжатые в кулаки кисти своих скованных рук. На крупных костяшках пальцев были вытатуированы буквы: «kill» — на правой руке и «kiss» — на левой. Мешковатый красный комбинезон, положенный опасному заключённому, делал его тощую фигуру располневшей и бесформенной. Низковатым хриплым голосом он говорил нараспев, не обращаясь ни к кому конкретно, словно вещал:
— Душа Лютера Ли Боггза тонет в адском огненном море. Теперь он в наших руках.
Впервые с того момента, как агенты ФБР вошли в камеру, Боггз поднял на них взгляд. Глаза его горели каким-то лихорадочным огнём.
— В наших? Это в чьих? — переспросил Малдер. Войдя в камеру, он пододвинул Скалли стул, помог ей расположиться поудобнее, но сам остался стоять, внимательно глядя на заключённого. — Ты имеешь в виду души твоих жертв?
— Мёртвых, живых — не всё ли равно, — тем же напевным голосом поправил его Боггз. — Все души едины.
Малдер наклонил голову и глянул на Лютера исподлобья.
— И вы их соединяете, — продолжил Фокс.
Боггз сел прямо, дыхание его стало учащённым и тяжёлым. Он улыбался.
— Дана, — проговорил он каким-то другим, более мягким и естественным голосом, — пожалуйста, поймите, что отсюда мы можем вернуться в прошлое, мы можем видеть настоящее, мы можем знать будущее.
— Откуда — отсюда? — прервал его Малдер. — Где конкретно вы находитесь?
Заключённый поднял скованные руки, помял пальцами подбородок. Потом откинул голову назад, закрыл глаза. Малдер точно таким же движением помял подбородок и усмехнулся.
Когда Боггз открыл глаза, Скалли внутренне содрогнулась — остекленевшие, с неестественно расширенными потемневшими зрачками, они словно не видели ничего перед собой, а были обращены куда- то внутрь. А может быть, так оно и было? Боггз прижал кулаки к губам, и слова доносились невнятно, будто смазано:
— Мистера Боггза следует достойно отблагодарить за его откровения.
— На следующей неделе суд штата Северная Каролина так и намеревается поступить, — сказал Малдер, поворачиваясь к Боггзу спиной.
Из уголка право глаза не щеку Лютера Ли скатилась слеза. Но он широко улыбнулся и покачал головой.
— Не-а. Давайте договоримся, — почти весело сказал он. — Жизнь Боггза — за жизнь двух детей. Надеюсь, вы меня понимаете.
Скалли перевела внимательный взгляд с заключённого на напарника. Малдер еле заметно пожал плечами.
— Сначала вы должны доказать, что говорите правду, — сказал он, вынимая из кармана полиэтиленовый пакет, предназначавшийся для упаковки вещественный доказательств. — Не поймите теня превратно, Лютер Ли. Мне хотелось бы верить.
Подойдя к заключённому, Малдер вынул из пакета клочок тёмно-синей ткани и осторожно, двумя пальцами протянул его Боггзу. Тот с интересом взял этот клок, сжал обеими руками. Дыхание заключённого вновь участилось.
