Поиски Каджи

Деревня оказалась россыпью убогих бревенчатых хижин, сбившихся в кучу посреди круга вытоптанной травы. Весенние дожди превратили бы эту землю в море грязи… Но не так давно на равнины пришла зима, и хотя снег так и не выпал, земля стала твердой и сухой.

Посреди круга вытоптанной земли находился деревенский колодец. С восточной стороны от него находился джоумак — хижина деревенского старейшины. Как и остальные жилища этой маленькой деревни, джоумак напоминал грязный сарай, но был выше остальных строений и обмазан застывшей глиной. Перед дверью глубоко в землю было воткнуто копье, украшенное перьями. Красные и золотые перья были старыми и растрепанными, выцветшими и поблекшими от пыли. Много поколений сменилось с тех пор, как воины Ушамтара пришли с травянистых равнин юга, чтобы осесть в этих краях. Кто-то из них воткнул в землю гордое копье войны как символ единения. Жители деревни до сих пор походили на ушамтаров. Высокие, надменные и молчаливые, с серьезными лицами и задумчивыми взглядами, скрестив руки на груди, наблюдали они, как в последних лучах заката усталые кочевники въезжали в деревню.

По двое и по трое ехали воины Козанга. В надвигающихся сумерках они казались черными тенями. Старейшина деревни приказал своим женам развести огромный костер на открытом месте, и в отблесках красного света жители деревни разглядывали следы битвы — порванные и окровавленные ишлаки всадников. Заостренные стальные шлемы были погнуты, круглые кожаные щиты разбиты или покорежены, тонкие копья для метания поломаны. Многие воины, вместо того чтобы ехать верхом, лежали в повозках, тащившихся следом за основной массой воинов клана. Это были раненые с опустошенными взглядами и печальными лицами, замотанные в грязные тряпки.

Женщины деревни стали заламывать себе руки и причитать при виде раненых воинов. И прежде чем вождь кочевников обменялся приветствием со старейшиной деревни, они стали выносить из хижин горшки и кувшины крепкого вина, чаши с кипящей водой и связки сухих трав и свежих бинтов, чем вызвали несказанную радость раненых.

Зароук остановил своего белого жеребца перед джоумаком старейшины. Левой рукой, так как правая совершенно отказалась повиноваться ему, он откинул назад свой огромным ишлак и открыл взорам огромный изогнутый топор холодной стали, висевший у него на поясе.

— Hay! Пусть Боги хранят вас, ушамтары! — воскликнул он.

Старейшина низко поклонился, коснувшись земли пальцем правой руки, и печально произнес:

— Пусть удача сопутствуем вам, воины Козанга.

Мгновение они задумчиво рассматривали друг друга. Каждый из них отлично понимал всю драматичность момента, каждый испытывал гордость за свой народ и вел себя с соответствующей ему любезностью. Лицо старейшины, тощего старика с лысым черепом, казалось истощенным и обветренным, с годами его избороздили морщины, а кожа высохла. Однако взгляд темных глаз казался острым и внимательным. Держался старейшина гордо. На плечи его был накинут отделанный бахромой кураз из великолепной белой ткани.

— Прошу вас предоставить пищу, воду и место для отдыха моим братьям, а для наших лошадей корм и защиту от волков и холода ночи, — произнес вождь.

— Все это будет вам предоставлено, — кивнул селянин.

На какой-то миг Зароук заколебался, но так как гордость его требовала сказать всю правду, он вновь заговорил:

— Но я должен предупредить, что Император-Дракон, правящий в золотом Кхоре, объявил нас грабителями, людьми вне закона, и натравил на нас псов — иноземных наемников Рашембы, которые могут быть всего в часе пути отсюда. Если вы посчитаете, что наше присутствие может навлечь неприятности на вашу деревню, я отдам приказ, и мы поедем дальше…

Лицо старейшины ничуть не изменилось. Древняя кровь и наследие предков заставляло его держаться с достоинством.

— Я поклонился, оставаясь в тени повелителя Трона Дракона, да пусть тысячелетие гремит его имя! Я и мои предки держались его тени, мы — его подданные. Однако прежде всего мы — ушамтары, и великие воины Козанга наши братья с древних дней. Я бы плюнул на кости моего деда, если бы отказал в гостеприимстве братству Чаууима Козанга…

Джамадар скривил тонкие губы, напряженные от боли. Но он ничего не сказал. Левой рукой от вытащил Топор Фом-Ра — священный тотем Козанга, который носили тысячи джамадаров с самой Зари Времен, и поднес его к губам.

— Мир да пребудет с вами, — произнес он и разрешил своим офицерам помочь ему спешиться, потому что он был слишком слаб, чтобы проделать это самостоятельно.

Глава 3 Козанга отомстит!

Одну ночь, не дольше, усталые и разбитые кочевники отдыхали в деревне ушамтаров. Они много ели и пили, платя червонным золотом за гостеприимство, согласно древнему обычаю. Потом, накормив и напоив своих усталых лошадей, растерев их шкуры и отведя в безопасное стойло… потом, и только потом, воины Козанга стали устраиваться на ночлег. Они спали словно мертвые, но проснулись с первыми лучами зари, чтобы отправиться дальше. Впереди лежали многие лиги бескрайних равнин, заросших травами, шепчущими на ветру. А за равнинами возвышались черные горы. Неприступные для других, высокие и могучие горы черного камня, они походили на настоящую цитадель, возведенную Богами в тусклом, забытом начале всего сущего.

Тайный проход через стены черного камня был секретом, который кочевники братства Козанга передавали по наследству из поколения в поколение. Века назад отцы клана воинов-кочевников подняли красно-черные боевые штандарты своих легионов за этими горами, на берегах Чауа — Алой реки. Вот уже тысячи лет сыны Чаууима Козанга передавали этот секрет из поколения в поколение. Если беглецы смогут достичь хмурых бастионов в земле Маруша, они окажутся в безопасности и дадут своим преследователям — рыцарям Рашембы достойный пинок. Там в горах, в тайных долинах и секретных местах, разбитый легион сможет отдохнуть, залечить свои раны, заточить мечи и на следующий год отправиться в поход.

Конечно! Поехать прямо к вратам золотого Кхора, чтобы отплатить сторицей иноземным псам! Пусть вся Империя Дракона почувствует холодный поцелуй стали и вкус кислого вина страха, когда могучие воины Козанга отправятся по тропе мести! Вот о чем в глубине души поклялся старый джамадар.

С первым лучом зари он вызвал в хижину, где лежал, своего внука Каджи. С гордостью посмотрел он на высокого юношу, кутающегося в длинный ишлак, окрашенный в красное и черное — цвета их рода. Светлые волосы юноши свободно развевались в морозном воздухе. Конь Каджи подскакал к хижине, юноша выскользнул из седла и опустился на колени в пыль перед хижиной, где отдыхал его великий предок.

Седой правитель едва заметно улыбнулся и возложил могучую руку на чело юноши. Каджи встрепенулся, словно молодой ястреб. Его сверкающие глаза встретились взглядом с глазами вождя. Синие, как небо, и сверкающие, словно клинок обнаженного меча, — вот какими были глаза юноши. Его красивое лицо казалось суровым, волевым и худым, загрубевшим под воздействием ветра и солнца. Его губы постоянно кривились в насмешливой улыбке. От отца он унаследовал квадратный подбородок, а от матери гриву светлых золотистых волос. Само же имя Каджи на языке великих равнин означало «Красный Ястреб». И, словно охотничий сокол, он мог бессчетные лиги нестись по равнинам шепчущих трав верхом на черной дикой лошади феридона.

Несмотря на молодые годы, юноша был великолепным охотником, яростным воином. Крепкие нервы и отчаянное бесстрашие сделали его любимцем братьев Козанга. В глубине сердца Зароук знал, что когда он больше не сможет вести свою паству, старшие братья легиона могут провозгласить