шаманом Братства Йоты и живя в доме у горного вождя. Это был ультраконсерватизм, излишне подозрительный и даже откровенно назойливый, но Галактическая Империя только что пережила двенадцать изнурительных лет кровавой, жестокой, бесполезной войны, и правительственные агенты оказались сверхчувствительными к подобным вопросам, в особенности здесь, на взрывоопасной и беспокойной границе Империи.
Разумеется, Линтона не сразу заподозрили в
Рауль Линтон знал об этих слухах, и сначала они лишь забавляли его. Его, очень далекого от мятежников, тошнило от политики любого толка. Он просто находил компанию дерзких туземцев более приятной, менее искусственной и лицемерной, чем общество землевладельцев, с ограниченностью мыслей и мировоззрений, с их бездумной приверженностью традициям, обычаям и идеям, заимствованным из третьих рук.
У него была все та же холодная насмешливая улыбка и тяжелый, проницательный, оценивающий взгляд. А теперь, сытый по горло общественным мнением, Линтон начал чуть ли не бравировать своим неверием в «общепринятые» манеры речи, поведения и образ мыслей. Чиновники пока воздерживалось от каких-либо действий, но продолжали наблюдение, взвешивая его странные, неблагонадежные действия.
Линтон действительно водил странную компанию. Разумеется, молодой отставник всегда был большим другом туземцев — смуглых, но все же гуманоидных, сознательно отсталых местных жителей, на чьей примитивной культуре, казалось, никак не отразилось прибытие Имперских Экспедиционных войск два столетия назад. Мальчишкой он дрался, ездил верхом и охотился с младшими сыновьями туземных князьков Барнассы и Омфалы. Мужчине, однако, такое поведение совсем не подобало, в особенности, если этот мужчина раньше был офицером высшего ранга в Имперском Космофлоте Его Величества.
Вездесущие правительственные шпионы, всегда державшие нос по ветру, не тратили времени зря с тех пор, как было замечено, что Линтон якшается с неблагонадежной компанией. Просто потому, что они с Гундормом Варлом частенько заходили в туземные кабачки различных политических групп, его занесли в секретные члены почти всех десяти тысяч секретных и мятежных политических культов, религиозных революционных обществ Созвездия. Разумеется, это было уже слишком даже для ограниченного умишка Администратора Провинции, который не смог бы проглотить его одновременную приверженность к тридцати шести совершенно различным и яростно-фанатичным политическим течениям, но в администрации начали проверять его почту и прослушивать коммуникатор. Даже багаж Линтона перерыли, пока его не было в гостинице — он всю ночь пьянствовал с Гундормом Варлом и несколькими старыми школьными приятелями. Никаких доказательств, свидетельствующих против него, найдено не было, но было замечено и принято к сведению, что ветеран избавился (возможно, святотатственно
Следующее открытие стало последней каплей.
Один правительственный шпион заметил его в компании Шарля Желтоглазого, известного агента сосланной мятежницы Каани Валадона, которая прославилась интрижкой с самым могущественным и вероломным из всех мелких монархов Внешних Миров за Имперскими границами, Артоном Пелейра.
Вот так и вышло, что Рауль Линтон, некогда офицер Имперского Космофлота, но теперь лицо без определенных средств к существованию, поддерживающее отношения с сомнительной компанией, без дальнейшего промедления был вызван к Администратору Границы.
В соответствии с древней традицией всех правительств, они сделали ровно то, чего делать не следовало. Самое худшее из всего, что можно было сделать. И хотя вряд ли кто-либо во всем Созвездии Геракла мог в то время знать об этом, этому событию было суждено навеки изменить историю тысяч звезд.
Глава 2
Итак, Рауль пришел на встречу с Администратором Границы, Дайконом Мэзером, который усадил его, предложил сигарилью и веганское бренди, после чего затеял с ним беседу в дружеской, но несколько отвлеченной манере, прежде чем неожиданно разразиться залпом точных и взвешенных вопросов.
Рауль спокойно сидел, холодным взглядом из-под полуприкрытых век следя за своим инквизитором, анализировавшим его поступки, пункт за пунктом, вопрос за вопросом. Почему он задирает нос и игнорирует приглашения от «своего поля ягод»? Почему общается со всевозможными сомнительными людьми — слугами, шаманами, туземными князьками, подстрекателями, толкователями тех или иных необычных и вне всякого сомнения мятежных культов, философских доктрин, религий или политических течений? В курсе ли он, что был замечен в очень подозрительных и, возможно, изменнических компаниях? Каковы его планы? Намерен ли он вернуться к своей прерванной карьере в Космофлоте? Или возвратиться на Барнассу, к жизни благородного землевладельца? Или он предпочтет последовать традиции Линтонов и будет ходатайствовать о получении места в правительстве? Если так, почему он до сих пор не сделал этого?
Все эти вопросы Рауль снес с терпеливой полуулыбкой, а когда поток вопросов Администратора наконец иссяк, он ответил ему. За двадцать минут своего монолога он излил всю ярость и негодование, всю горечь и сарказм, которые накопились в его сердце с того страшного и незабываемого дня, когда он с мостика своего разведывательного корабля смотрел на гибнущий в адском пламени Дарогир.
Его речь была полна язвительных комментариев относительно вынюхивающих и выглядывающих чиновников, колких реплик и сарказма, нацеленных на косных, зашоренных традициями политиков. Его замечания попахивали изменой, но всегда хоть чуть-чуть до нее не доходили. Как ни странно, его тирада, хотя и желчная, не переходила на
Короче говоря, он камня на камне не оставил от чувства собственного достоинства Администратора, бросив прямо в его толстое лицо язвительную, жестокую критику и завалив его кабинет поверженными и расколотыми идолами, с беспощадной ясностью показав, что все они покоились на глиняных ногах. Дайкон Мэзер, побагровев, разинул рот от изумления.
— Во имя Ориона, коммандер, вы что, революционер?
— Не будьте большим идиотом, чем вы есть на самом деле, — холодно бросил Рауль. — Неужели вы думаете, что я добился права свободно мыслить только для того, чтобы тут же броситься повторять расхожие фразы какого-нибудь слепого
— Но такие слова — измена! Неужели вы не считаете себя обязанным хранить верность Императору?..
— Я считаю себя обязанным хранить верность себе самому. Свобода мыслей — главная обязанность человека.
Дайкон Мэзер нетерпеливо отмахнулся.
— Вы говорите как
— Не будьте идиотом, я сказал. Республиканство умерло вместе с Соединенными Системами. Я говорю как
Мэзер тут же ухватился за эту фразу.
— Но мне докладывали, что вы обсуждали теократию…
— Да бросьте вы! Я обсуждал