знала, что не только ее мама была в тот момент с нею, но и небесный свет, исходящий от Бога, покровительствовал им.
Марфа в последний раз оглядела спальню, убедившись, что все в порядке, затем задула свечи на туалетном столике и пошла к двери.
— Доброй ночи, и благослови тебя Бог, — сказала она, как говорила каждую ночь еще с тех пор, когда Аспазия была ребенком.
— Доброй ночи… Марфа.
Ей трудно было произносить эти слова и трудно было осознать, что она не в своей маленькой кровати в доме священника, где привыкла спать.
Она сейчас в самой прекрасной комнате, какую только видела, в кровати, которая могла принадлежать лишь волшебной принцессе, и она ожидала маркиза.
Он вошел в дверь, соединявшую их спальни, и, увидев его, она подумала, что невозможно выглядеть более счастливым.
Он тихо подошел по ковру и мгновение стоял, глядя на нее, прежде чем сесть на край кровати.
— Я ждал этого момента весь день, мое сокровище, — сказал он, — и я ждал этого момента целую вечность.
— Мы.., женаты! Мы действительно.., женаты! — произнесла Аспазия, как будто убеждая в этом саму себя.
— Мы женаты, — повторил маркиз низким голосом, — и сегодня, моя возлюбленная, между нами не будет подушки.
Аспазия смущенно улыбнулась:
— Я хотела.., что-то.., сказать.., тебе.
— Ты ничем не обеспокоена? — быстро спросил он.
— Только.., тем, что я должна.., сказать.
— Что же это?
Маркиз взглянул на ее пальцы и увидел, что она нервно сжимает их.
— Моя дорогая, — забеспокоился он, — я не испугаю тебя.
— Я.., я не пугаюсь тебя, — ответила Аспазия, — просто.., я боюсь.., того, что я так.., невежественна.
Не дожидаясь, пока маркиз скажет что-либо, она быстро продолжала:
— Что, если я сделаю.., что-либо.., не так и ты не будешь.., любить меня б-больше?
Маркиз взял ее руку в свою.
Он чувствовал дрожь ее пальцев, как будто держал в руке маленькую птичку.
— Моя драгоценная маленькая женушка, — сказал он. — Нет ничего, что ты могла бы сделать не так, если ты только не разлюбила меня.
— Я люблю тебя! Я люблю тебя! — твердила Аспазия. — Я люблю тебя так.., сильно, что ты заполняешь.., весь мир, как небо.., и не существует.., ничего, кроме.., тебя.
Пальцы маркиза сильнее сжали ее руку, но он не двигался.
— И все же ты страшишься чего-то.
— Только того, что я.., разочарую тебя в чем-то, и ты… пожалеешь, что ж-женился на мне.
— Я совершенно уверен, что этого никогда не случится, — сказал он, но Аспазия продолжала:
— Ты сказал.., что я знаю многое о том, что интересует тебя.., но я ничего не знаю о.., любви, и о том, что мужчина.., хочет от.., женщины.
Вероятно, она вспомнила поведение мужчин и женщин в Гримстоун-хауз, а также обнаженных актеров на сцене.
До этого дня маркизу никогда не приходилось учить любви или объяснять ее.
Но поскольку Аспазия отличалась от всех, поскольку он знал, что ее смущение объясняется чистотой, которую он никогда ранее не встречал, он ощутил небывалую силу любви, которая буквально переполняла его.
Он понимал теперь, что его чувства к ней были не просто влечением мужчины к красивой женщине, но являлись чем-то таким глубоким, таким возвышенным, что трудно было выразить это.
Ему хотелось заботиться о ней, защищать ее и любить ее так, чтобы в ее глазах никогда больше не появилось выражение страха или отвращения.
И тогда он тихо сказал ей:
— Сегодня вечером, когда мы венчались, мое сокровище, я поклялся, что буду любить, обожать и боготворить тебя всю жизнь.
Маркиза поразили его собственные слова, однако они исходили из его сердца.
Он увидел, как засветились глаза Аспазии, и ее пальцы перестали дрожать в его руке.
— Ты такой.., великолепный! — воскликнула она. — Как могу я.., не обожать тебя!
— Я думаю, моя драгоценная, — сказал маркиз, — что нам нужно лишь прислушаться к нашим сердцам, и тогда любовь сама поведет нас.
Говоря это, он обнял Аспазию и их губы соединились.
Он целовал ее очень нежно, она стала отвечать ему, и, продолжая целовать ее, он знал, что разжигает в ней маленькое пламя.
И тогда Аспазия произнесла с ноткой страсти в голосе, которой он никогда ранее не слышал:
— Я люблю.., тебя.., и хочу быть.., ближе и ближе.., к тебе, чтобы я смогла.., смогла сказать тебе, как сильно я… люблю тебя.., и я.., больше.., не боюсь ничего.., потому что я в твоих руках.
Маркиз снял свой халат и лег на кровать, и когда Аспазия придвинулась ближе к нему, и он ощутил тепло ее тела, прижавшегося к нему, он подумал, что не ведал до сих пор о существовании такого счастья.
Глядя на него в слабом свете свечей, пробивавшемся сквозь кружевной полог, она сказала:
— Я хотела, чтобы.., мы были.., так прошлой ночью.., но я.., думала, что ты будешь очень.., шокирован, если я подвинусь.., ближе к тебе.
— Если бы ты только знала, как я хотел этого, — ответил маркиз, — но теперь, мое несравненное сокровище, мы поженились, и я могу прижать тебя сильнее, и еще сильнее.
— Я хочу быть еще.., ближе к тебе, — шептала Аспазия, — но когда ты целуешь меня.., это так восхитительно, что.., мне становится трудно.., дышать.
Она вздохнула.
— Это.., невозможно объяснить.., но, пожалуйста.., научи меня любви.., чтобы я любила тебя так, как ты.., хочешь быть.., любимым.
— Я намерен сделать это, — сказал маркиз, и его голос был глубоким и слегка надрывным. — И это, моя восхитительная, твой первый урок.
Затем он целовал ее вновь, целовал ее губы, ее нежную шею.
Аспазии представлялось, как будто молния пронизывает ее тысячью всполохов, и ее дыхание становилось прерывистым и коротким.
— Я.., люблю.., тебя… О.., я люблю.., тебя!
Маркиз отодвинул ее рубашку и целовал ее грудь, а затем вновь ее губы, пока она протестующе не подняла руки.
— Я не пугаю тебя, мое сокровище? — хрипло спросил он.
— Нет.., но ты.., заставляешь меня чувствовать.., так… странно.
— Как?
— Как.., будто.., внутри.., меня.., горит огонь, но я все равно.., хочу, чтобы ты целовал меня.., и продолжал.., целовать меня больше и больше.., но мне все равно.., недостаточно.
— Моя нежная, чудесная маленькая жена.
Маркиз овладел ее губами, его рука касалась ее, и огоньки пламени в Аспазии разгорались все жарче.
И было невозможно более ни думать, ни бояться.
Она лишь знала, что маркиз уносит ее в небо, ворота небес были открыты. Когда они вошли в них вместе, они были едины на всю вечность, простиравшуюся перед ними.
