даже своих друзей. Я просто собираюсь изучить обстановку, вот и все.
— И все-таки я бы очень хотела пойти, — проговорила Лизбет. — Но я все понимаю. — Помедлив секунду, она нерешительно подняла на него глаза. — Я, наверное, должна извиниться за свои вчерашние слова. Вы были правы, что не стали рисковать жизнями людей, но тогда мне хотелось во что бы то ни стало сразиться с врагом…
Она выговорила это совсем тихо, и Родни интуитивно догадался, чего стоили ей эти слова. Временами она казалась ему безответственным ребенком, а временами — совсем взрослой женщиной. Сейчас эта женщина предпочла пережить унижение, поступиться гордостью и извиниться перед мужчиной, который обращался с ней не слишком-то вежливо и почтительно.
Он невольно шагнул к ней.
— Я рад, что вы понимаете, Лизбет, — сказал он. — Мне не хотелось бы, чтобы вы судили обо мне несправедливо, но я знал, что поступаю правильно. Мне тоже следует извиниться за одно и поблагодарить вас за другое. Спасибо, что позаботились о раненых, хотя занятие это совсем не женское, и мне тяжело было смотреть, как вы опускаетесь до такой грязной работы.
— Нет ничего важнее, чем здоровье людей, — ответила Лизбет. — Я собираюсь сейчас опять пойти к раненым. Не забудьте о матросе с раздробленной ногой.
Родни стало стыдно. Он в самом деле забыл об этом матросе.
— Перед тем как уйти, я оставлю распоряжения Барлоу, — пообещал он. — А вам незачем снова идти вниз. Спикок, тот матрос, который помогал вам, сделает все, что надо.
— Пожалуй, я лучше Спикока могу судить, что им надо, — улыбнулась Лизбет. — Те, у кого сильные боли, нуждаются в лаудануме, а я далеко не уверена, что Спикок сможет правильно его отмерить. Завтра, если вы позволите, я попрошу индейца поискать кое-какие лекарственные травы.
Ее взгляд был мягким, ласкающим, и, внимательно вглядевшись в нее, Родни отметил, что она очень бледна. Конечно же Лизбет не меньше других нуждалась в отдыхе. Интересно, как вынес бы путешествие Френсис до нынешнего момента? Родни вдруг с веселым удивлением понял, что общество Лизбет для него гораздо предпочтительнее, чем общество ее брата. Он порывисто нагнулся, взял ее маленькую ручку и поднес к губам.
— Спасибо вам, — произнес он тихо и вышел из каюты прежде, чем она успела что-нибудь сказать.
Глава 7
На следующую ночь на борту «Морского ястреба» снова никто не спал. Лизбет, беспокойно ворочаясь на койке, слышала, как матросы ходят взад-вперед по палубе, шепотом переговариваясь. Перед уходом Родни приказал всем соблюдать тишину.
На берегу кузнецы все еще возились в своей походной кузнице под парусиной, которую натянули, чтобы скрыть отблески пламени. Они страдали от невыносимой жары и то и дело высовывались наружу, чтобы глотнуть свежего воздуха и утереть заливавший глаза пот.
Матросы работали без перерыва целый день, но никто не помышлял об отдыхе. Было понятно без разъяснений, что жизнь каждого человека на борту «Морского ястреба» зависит от скорости ремонта. Каждую минуту их могли обнаружить проплывающие вдоль берега испанские корабли или увидеть со скалы испанцы, бросившие якорь в соседней бухте.
«Морской ястреб» подогнали так близко к берегу, как это только представлялось возможным, и матросы весь день напролет выкачивали насосами воду из трюма. Даже Лизбет, мало сведущая в теории и практике мореплавания, почувствовала, что корабль освободился от лишнего веса и закачался на волнах с прежней легкостью.
Ночь была невыносимо душной, в воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Даже если бы не тревога за Родни, Лизбет все равно не удалось бы заснуть в такой удушающей атмосфере. Она жалела матросов, которым все еще приходилось работать, но понимала, что любая работа, даже самая изнурительная, предпочтительнее испанской тюрьмы или участи прикованных к галере рабов, которым смерть от изнеможения кажется благом.
Родни! Родни! Лизбет вдруг захотелось окликнуть его вслух. С внезапным страхом она подумала, что, возможно, не увидит его больше. Испанцы могли схватить и убить Родни, и от этой мысли ей словно вонзился нож в сердце. Боль была настолько сильна, что Лизбет зажмурилась и застонала. Родни!
Она ясно увидела перед собой его энергичный подбородок, широкий лоб, густые разлетающиеся брови, прямой нос, чувственные губы… Увидела, как его глаза смотрят на нее с выражением, от которого кровь обжигающей волной прилила ей к щекам. Слова, которые он сказал перед уходом, внезапно обрели новый смысл: «Смерть не имеет значения, но требуется мужество, чтобы посмотреть ей в лицо…»
Лизбет укусила себя за пальцы, чтобы не разреветься. Родни не должен погибнуть, не должен! Он останется жить, он вернется назад, на корабль… вернется к ней!
Родни, Родни! Если бы она только могла молиться, но комок, сдавивший горло, не давал произнести привычные слова молитвы.
— Милостивый Боже, верни его мне!
Слова дались ей мучительно тяжело, но все же принесли некоторое утешение.
Родни, Родни! Ночная тьма душила Лизбет, и, задыхаясь, она впервые поняла, как умирают от беспокойства. Часы тянулись бесконечно долго, а он все не возвращался. Перед уходом он разместил на скале часовых, чтобы в случае появления неприятеля они могли поднять тревогу. Матросы укрылись под кокосовыми пальмами в зарослях, густо покрывавших склон горы. Лизбет смутно различала их силуэты. Она знала, что все они сейчас смотрят в том направлении, откуда должен появиться Родни.
С первым лучом солнца команда под началом Барлоу вновь включилась в лихорадочную деятельность, и вскоре матросы уже едва переводили дыхание не столько от жары, сколько от быстроты, с которой выполнялась работа.
И вот, когда Лизбет поняла, что больше не вынесет ожидания, когда ее глаза невыносимо разболелись от высматривания человека, который все не появлялся, Родни наконец вернулся! Он подошел незаметно. Спустился вниз с горы и вступил на песчаный берег прежде, чем Лизбет почувствовала его присутствие.
Но даже не видя его, по реакции людей на берегу можно было догадаться, что он уже здесь. Не то чтобы все побросали работу или что-то сказали или сделали, но каждый член команды отреагировал одинаково: он словно сбросил с плеч невидимую тяжесть, и это избавление от напряжения пронеслось по кораблю так же отчетливо, как пронесся бы крик.
На песчаном берегу, который вяло лизали волны, Родни ожидала лодка, и матросы в считаные секунды доставили его на корабль. О прибытии капитана немедленно возвестили боцманские дудки, и тут вопреки всем обычаям, дисциплине и правилам первой к нему подбежала Лизбет.
— Слава богу, вы вернулись! — закричала она и увидела, что Родни очень бледен, но что глаза его блестят от какого-то внутреннего волнения. Его камзол был густо покрыт пылью, будто он всю ночь пролежал на земле или в песке и не успел как следует отряхнуться. Родни только взглянул на Лизбет, но первые его слова были обращены к Барлоу, стоявшему поодаль в ожидании приказа.
— У нас все в порядке, мастер Барлоу?
— Ремонт закончим к полудню, сэр. Сегодня же сможем выйти в море.
Родни улыбнулся, именно это он и хотел услышать:
— Спасибо, мастер Барлоу. Я буду говорить с командой.
— Прямо сейчас, сэр? — Барлоу окинул взглядом одежду капитала.
Лизбет догадалась, что он думает о завтраке, который Хэпли приготовил в капитанской каюте. Еще Родни необходимо было побриться, но со своим обычным пренебрежением к таким пустякам он решительно повторил:
— Немедленно, мастер Барлоу.
— Слушаюсь, сэр.
