в кресло и спрятала лицо в ладонях.
Он поможет ей спасти отца!
Некоторое время она не думала ни о чем другом и даже о том, что она обещала в обмен на деньги.
Имело значение лишь то, что ее мать ни о чем не узнает, а отец сможет спокойно вернуться домой.
Тэлия подумала, как бы ее убило, если бы граф отказался дать ей денег, заявив, что она со временем сама может их заработать.
Поступи он так, и вся их жизнь повисла бы на волоске ожидания того, что отец в любой момент может прибыть в Англию лишь для того, чтобы тут же быть арестованным.
» Он спасен! Теперь он спасен!«– повторяла про себя Тэлия, пытаясь не думать ни о чем, кроме счастья матери и того, что они вскоре вновь будут вместе.
Открылась дверь, и граф опять вошел в комнату.
В его руках ничего не было, и Тэлию словно кинжалом пронзила мысль о том, что он в последний момент передумал и сейчас скажет ей, что в настоящий момент не может дать ей таких денег.
Похоже, граф умел читать ее мысли, поскольку сказал:
– Мой секретарь сейчас приготовит все, что необходимо. К счастью, у нас всегда имеется в сейфе значительная сумма на случай необходимости. Ну а пока мы ждем, я еще раз настоятельно предлагаю тебе выпить вина.
Не дожидаясь ответа, граф подошел к столику в углу комнаты и налил вина из бутыли, стоявшей в ведерке со льдом.
Подойдя к Тэлии, граф вложил бокал в ее руку.
– Я… не хочу, – сказала Тэлия.
– А ради меня?
– Да… конечно…
В ее голосе звучала покорность, и неожиданно девушка осознала, что приговорила себя к исполнению всех его требований, чего бы граф от нее ни пожелал.
» Я благодарна ему… Я так благодарна «, – подумала Она.
И в то же время ей казалось, что только что она вынудила себя расстаться с тем, с чем недавно гордилась, беседуя с графом, – со своим самоуважением.
Отныне ей придется занять место в ряду с такими женщинами, как Женевьева, которые доставляют удовольствие джентльменам видом своего тела в одной лишь ночной рубашке и ожидают от только что представленных им мужчин платы за это удовольствие.
» Не надо об этом думать «, – сказала себе Тэлия.
Но мысли никуда не исчезали, а продолжали роиться в ее голове, порождая чувства того, что она более не была самой собой, но стала такой женщиной, подобных которым она презирала, хотя л обслуживала их в лавке как скромная продавщица.
Граф продолжал хранить молчание, и она также не сказала ни слова.
Подчинившись его желанию, она пригубила вино, ощущая на себе взгляд графа, хотя сама на него не смотрела.
Открылась дверь, и в комнату вошел секретарь, держа в руках большой пухлый конверт.
Граф направился к нему навстречу.
– Я вложил самые крупные банкноты из тех, что были, милорд, – сказал секретарь.
– Благодарю, – ответил граф.
Он взял конверт, и когда секретарь вышел, протянул его Тэлии.
– Здесь то, что тебе требуется, – сказал он, – но мне не хочется, чтобы ты разгуливала пешком по городу с такой суммой денег, так что я могу доставить ее туда, куда тебе угодно. Или же могу подвезти» тебя на своем фаэтоне?
– Не могли бы вы… отвезти меня обратно… к лавке миссис Бертон?
– Как будет угодно, – ответил граф.
Она поставила свой бокал и, сжимая в руках конверт, поднялась на ноги.
Ее лицо было бледным. Широко открытыми и немного испуганными глазами она взглянула на графа.
– Я… хочу поблагодарить вас…
– Может быть, стоит оставить это до вечера? – спросил граф.
– Д-да, конечно…
В ее голосе прозвучали тревожные нотки, не ускользнувшие от его слуха.
– Перед тем, как мы уедем, – начал он, – мне бы хотелось кое-что сказать.
Тэлия взглянула на него, и ему показалось, что девушку бьет дрожь.
– Дело вот в чем, – сказал он. – Эти деньги я отдаю безвозмездно, не связывая тебя никакими обязательствами, и мне не нужны никакие благодарности, кроме тех, какие ты уже выразила.
– Вы… хотите… сказать… – недоверчиво начала было Тэлия.
– Я хочу сказать, моя милая, – произнес граф, – что с момента нашего вчерашнего расставания для меня ничего не изменилось. То, о чем ты попросила меня, не касается того, о чем мы говорили прежде или собираемся говорить сегодняшним вечером и когда бы то ни было.
Когда до нее дошел смысл сказанного, слезы выступили на ее глазах, от чего они словно стали более широкими и очаровательными.
– Как… вы… могли оказаться совсем не таким, как… я ожидала? – спросила она. – И таким… понимающим…
Слезы хлынули по ее щекам.
– На этот вопрос я отвечу вечером, – сказал он, – когда у нас будет побольше времени. А сейчас, мне кажется, тебе стоит вернуться на работу. Я не хочу, чтобы у тебя из-за меня возникли неприятности.
Губы девушки задрожали, но она не смогла произнести ни слова, и граф, вынув из нагрудного кармана платок, осторожно вытер слезы с ее лица.
– Я уверен, все будет в порядке, – сказал он, – и даже еще лучше, если ты сможешь научиться доверять мне. Я лишь хочу, чтобы ты поняла: я помогу тебе, чем только смогу.
– Я… люблю… вас!
Слова были едва различимы, но граф услышал их.
– Мне многое нужно сказать тебе о своей любви, – сказал он, – но это займет много времени. Но сейчас меня ждет регент, а он весьма не любит, когда его заставляют ждать.
Предлагаю оставить все недосказанное на сегодняшний вечер.
Увидев выражение его глаз, Тэлия ощутила, будто бы снова находится в его объятиях, и, хотя он даже не прикасался к ней, они понимали друг друга без слов.
Они были так же близки, как и в момент их первого поцелуя, и ей казалось, что граф чувствует то же самое.
Бок о бок они вышли из дома, и граф помог ей устроиться в фаэтоне.
Пока они ехали по направлению к Беркли-сквер, Тэлия думала, что никогда в жизни не видела столь яркого и сияющего солнечного света.
Когда лошади замедлили шаг, поднимаясь вверх по Хэй-Хилл, граф спросил:
– Тебя подвезти к задней двери?
– Да… Пожалуйста… – ответила Тэлия.
При этих словах она подумала, что граф обращался с ней не как со своей собственностью, но гораздо более нежно.
Она вспомнила, что так же обращался с матерью ее отец.
«Люблю! Люблю тебя!»– хотелось повторять ей снова и снова.
Но она боялась, что грум, сидевший позади них, слышит каждое слово.
Граф направил фаэтон к задней двери лавки.
– Я точно не могу больше ничем помочь? – спросил он.
– Н-нет… Я… в порядке, – ответила Тэлия.
