предпочитал ухаживать за молоденькими женщинами.
Там, где прежде она могла выбирать из множества поклонников, теперь ей приходилось довольствоваться несколькими оставшимися.
Постепенно сложилось такое положение, что около нее пребывал кто-нибудь один, готовый предложить ей свою преданность. При этом он мог жить весьма комфортно.
Маркиз про себя называл их «ручными котами» своей матери и соглашался терпеть их, поскольку это доставляло ей удовольствие.
Он относился к ним примерно так же, как отнесся бы к декоративной собачке вроде мопса или спаниеля короля Карла, если маркизе пришла фантазия держать ее у себя в спальне..
По мнению маркиза, они гораздо меньше влияли на жизнь в Чейле, чем спортивные собаки, которые всегда сидели у его ног.
В настоящее время такой декоративной собачкой, которая сопровождала маркизу повсюду, был Гарри Тревелин.
Из сорока лет своей жизни большую часть он провел как приживал в богатых домах, где становился незаменим для хозяев благодаря своей готовности выполнить все, чего от него пожелают.
Он хорошо танцевал, неплохо играл в бридж и профессионально — на бильярде. На него всегда можно было рас считывать, если требовалось ублажить капризную пожилую даму или развлечь какую-нибудь дурнушку, которой пренебрегали другие кавалеры.
На него можно было положиться, и ему всегда удавалось заставить маркизу поверить, будто ее красота все еще не увяла.
И поскольку она стремилась оставаться красивой, пусть только в глазах Гарри, она весьма заботилась о своей внешности.
Ни в Чейле, ни в любом из других домов сына она не выходила из своих комнат «не почистив перышки», как она выражалась.
Около полудня, изысканно одетая и умело причесанная, с тщательно наложенным гримом, она сходила вниз, отдаленно напоминая свои собственные портреты, которые сохранились во всех комнатах, где имел обыкновение проводить время ее муж, когда был жив.
Он полюбил ее за красоту, и для него она всегда оставалась так же прекрасна, как в свои семнадцать лет.
Ее выдали замуж, когда ей еще не было восемнадцати, так что теперь она весьма убедительно объясняла, что пятьдесят лет — это только юность старости.
Маркиз постучал в дверь комнаты матери, расположенной в южном крыле дома, где находились самые удобные и солнечные комнаты.
Ему отворила горничная и присела перед ним в реверансе.
— Доброе утро, Роза!
— Доброе утро, милорд!
Маркиз прошел мимо нее в большую спальню, где в огромной кровати под пологом, украшенным купидонами, маркиза читала газеты.
Она поспешила снять очки, потому что ненавидела, когда кто-нибудь видел ее в них. Приветливо улыбаясь, маркиза смотрела на сына, пока тот пересекал комнату, чтобы поцеловать ее руку, протянутую для поцелуя.
— Доброе утро, мама!
— Доброе утро, дорогой мой. Вы сегодня рано.
— Я проедусь верхом до Пондерс-Энд, посмотрю дома, которые там строю, — объяснил маркиз. — Но не из-за этого я зашел к вам так рано.
— Что-нибудь случилось?
При этом маркиза думала, как красив ее сын и как он похож на своего отца, когда тот был в том же возрасте.
Оба высокие, широкоплечие, с правильными типично английскими чертами лица.
С необычной для нее проницательностью, поскольку вообще-то она не отличалась особым воображением, маркиза чувствовала, что последнее время ее сын чем-то раздосадован и неудовлетворен.
— Люси Уимонд хочет привезти с собой в пятницу племянницу Джорджа.
— Племянницу! — воскликнула маркиза. — Я и не знала, что у него есть племянница.
Но прежде чем маркиз успел ответить, она добавила:
— Ну, конечно же! Это, должно быть, дочь Роланда Монда.
Маркиз молчал, зная, что его мать способна извлечь из глубин своей цепкой памяти сведения более надежные, чем те, что можно было найти в словаре Дебретта или в «Кто есть кто», если требовалось установить чье-нибудь родство.
— Жена Роланда умерла несколько лет назад, а сам он умер в прошлом году, за границей, — продолжала маркиза. — Выходит, эта девочка — круглая сирота.
— Люси пишет, что она, кажется, собирается жить у них, — добавил маркиз.
Его мать засмеялась.
— Бедняжка Люси! Для нее это просто ужасно! Она никогда не симпатизировала молоденьким девочкам!
— Как ни странно, я тоже.
— Однако они быстро превращаются в красивых искушенных женщин, которых вы, сударь, находите столь очаровательными.
Без сомнения, в ее словах звучал откровенный намек, и маркиз рассмеялся.
— Перестаньте дразнить меня, мама! И измените рассадку за столом или распорядитесь, чтобы старая Уикхем сделала это.
— Обязательно, — ответила маркиза. Они оба знали, что мисс Уикхем, которая многие годы выполняла обязанности секретаря в Чейле, гораздо лучше справится с этим делом.
Когда маркиз, сказав все, за чем он пришел, собрался уходить, маркиза заметила:
— Я знаю, этот прием довольно важен для вас, Ирвин, но я полагаю, Джордж Уимонд может доставить вам немало хлопот, если он сочтет, что его честь в опасности.
Маркиз удивленно посмотрел на мать. Она никогда не вмешивалась в его любовные похождения и даже не обсуждала их.
— Я не имею ни малейшего понятия, мама, о чем это вы, — ответил он.
— Я только предостерегла вас. Мне нравится Люси. Я давно знаю ее, и мне бросилось в глаза на прошлой неделе, когда вы танцевали, что она выглядела еще очаровательнее, чем всегда. Я никогда не видела ее столь взволнованной.
Ей показалось, что при этих словах глаза ее сына слегка блеснули, но она не была уверена.
В тот же миг, словно почувствовав, что мать вторглась в отношения, которые ее не касались, маркиз произнес:
— Я надеюсь, и Джордж, и Люси получат удовольствие от пребывания в нашем доме. Они не раз проявляли гостеприимство по отношению ко мне, и этим приемом я лишь возвращаю свой долг.
Он явно не желал продолжать разговор, и маркиза решила, что будет разумнее не настаивать.
Когда сын вышел, она, тихо вздохнув, откинулась на подушки.
Она любила своего сына, И понимала: ему следовало жениться, пусть для нее и стала бы ударом необходимость покинуть Чейл.
Но одно дело женитьба, другое — Люси Уимонд. Маркиза не имела никакого желания видеть, как сердце ее сына будет разбито, как это уже случалось со множеством мужчин, которые теряли голову от страсти к Люси. Ведь та не любила никого, кроме себя.
«Мне не хотелось бы, чтобы он страдал», — думала маркиза. Она знала, что если бы исполнила свой долг по отношению к сыну много раньше, она сумела бы представить ему девушек из самых благородных семейств. И тогда ее сын мог бы сделать правильный выбор и жениться на одной из них, чтобы та стала хозяйкой в Чейле.
Но при мысли о том, что она была бы сейчас бабушкой, маркизу бросило в дрожь.
