Дар любви

грудь вздымалась от напряжения.

— Нужно побыстрее выйти из гавани, — повторял он. — Нужно уйти... подальше.

Евгения спросила, как далеко они уже отплыли от набережной.

— Тихо! — приказал Грэгор.

Все замолчали. Евгении показалось, что она услышала звук плывущей где-то неподалеку лодки. Грэгор тихо выругался.

— Кто-то еще вышел в море, кроме нас. Но кто?

Они подождали, но ничего более не услышали, и Грэгор снова взялся за весла. Теперь он греб, казалось, еще быстрее. Евгения не могла на него смотреть. Его лицо, которое раньше она находила таким привлекательным, теперь казалось ей уродливым и жестоким.

С того момента, как маркиз вышел из того домика в лесу, Евгения чувствовала, что сильно изменилась внутренне. Это горькое испытание вызывало в ее душе нестерпимую боль. Но она должна ее терпеть, и она вытерпит!

Она хорошо знала, что бывает с теми, кто решается на самоубийство. Их хоронят за оградой церковного кладбища, лишая защиты и утешения Бога. Она не пойдет по этому пути, хотя в ее отчаянном положении это кажется самым простым и легким выходом.

Она найдет способ вести достойную жизнь. Возможно, на континенте она станет преподавать и таким образом вносить посильный вклад в их бюджет. Она теперь уже знала, что Грэгор не собирается жениться на ней, так же как была уверена, что ему не интересно соблазнять ее. Для него она была просто билетом, средством выбраться из нищенского положения художника.

Не верилось ей и в то, что он женится на своей сообщнице, хотя Бриджит будет надеяться и ждать удобного случая.

Странная их ждет жизнь. Они будут ютиться все вместе где-нибудь возле Банка де Клюни, куда маркиз будет переводить деньги.

Евгения заметила, что Грэгор перестал грести. Он облокотился на весла, а Бриджит краем плаща вытирала пот, текущий по его лбу.

— Бриджит, — спросил он, когда служанка, наконец, села на место, — а где драгоценности?

— Они надежно спрятаны, — ответила Бриджит.

— Покажи их мне.

Бриджит удивленно уставилась на него.

— Прямо здесь? Зачем?

— Покажи их мне! — настойчиво повторил Грэгор.

Бриджит достала кожаный мешочек из плаща.

— Вот они.

— Открой мешочек, — приказал Грэгор. — Я хочу быть уверен, что там все. Я помню, как что-то падало на пол — там, в доме.

— Я все подняла, — убеждала его Бриджит.

— Я хочу сам убедиться, — настаивал Грэгор. — Там есть одна вещь — кольцо с печатью Бакбери...

— Оно здесь, — сказала Бриджит, ощупывая мешочек.

— Хорошо, — произнес Грэгор обрадованно. Его глаза загорелись каким-то странным огнем.

Бриджит достала кольцо и потерла его о рукав.

— Красивое, — сказала Бриджит. — Я бы хотела оставить его себе. Если вы не возражаете, — добавила она, повернувшись к Евгении, с насмешливой учтивостью.

— У меня больше нет права носить его, — печально ответила девушка. Неожиданно ей показалось, что она услышала где-то рядом плеск весел. Снова эта другая лодка!

Бриджит надела кольцо на палец.

— Теперь я маркиза! — крикнула она.

— Вот именно! — воскликнул Грэгор. — Теперь ты понимаешь?

— Понимаю? — Бриджит, которой не дали насладиться своим триумфом, переводила озабоченный взгляд с Евгении на Грэгора.

— С этим кольцом, — заметил Грэгор, — ты входишь в парижский банк, и если ты скажешь, что ты маркиза Бакбери, они тебе поверят. Ты сможешь получать деньги, которые маркиз будет переводить каждый месяц.

— Но почему я? Она же здесь, чтобы делать это! — спросила Бриджит, указывая на Евгению.

Евгения начала понимать, какое направление приняли мысли Грэгора, и, вздрогнув от своей догадки, ответила за него.

— А если бы меня не было!

Грэгор посмотрел на нее и издал леденящий душу смешок.

— Браво, мой цветочек. Наконец вы все поняли.

— Может, она и поняла, а я — нет! — проворчала Бриджит.

— Если со мной что-нибудь случится, ты сможешь продолжать снимать деньги, — ответила Евгения, стараясь не показать растущего страха, — и никто ничего не заподозрит.

Грэгор зааплодировал.

— Вот именно! Ты же видишь, как мне тяжело грести, когда в лодке три человека. Такой вес! Посмотри — мои ладони уже покрылись волдырями.

— Это ужасно, Грэгор! — захлопотала Бриджит. — Давай я оторву кусок плаща и перевяжу твои руки...

Грэгор нетерпеливо оттолкнул ее.

— Послушай!. Всю жизнь таскать за собой двух человек по всему континенту будет еще труднее, чем грести сейчас. Мы будем прикованы к ней! И потом, подумай — пять тысяч фунтов хватит на более долгий период, если делить их только на двоих!

Бриджит внимательно смотрела ему в лицо. Внезапно она съежилась в своем плаще.

— Я не знаю...

Грэгор махнул на нее рукой, заставляя замолчать.

— Как вам эта идея, цветочек? — весело спросил он Евгению.

— Странно, что она не пришла вам в голову раньше, — ответила девушка, притворяясь спокойной. — Но... из чистого любопытства... почему я, а не Бриджит?

Грэгор запрокинул голову и захохотал.

— Я вам не доверяю и не хочу вас. Вас легко сломать — вы хрупкая, как яичная скорлупа. А с ней пришлось бы повозиться.

Евгения решила, что ей удастся выиграть какое-то время, но следующее действие Грэгора застало ее врасплох. Он с рычанием вскочил, рывком поднял ее на ноги и попытался выбросить за борт. Девушка была к этому не готова, но она боролась. Она услышала, как Бриджит завизжала, когда лодка закачалась и зачерпнула бортом воду. Евгения, размахивая в воздухе руками, наконец ухватилась за плащ Грэгора и крепко вцепилась в него.

Она падала, падала — и он падал вместе с ней. С громким криком она ударилась о воду, задохнувшись от холода, нырнула с головой, всплыла... и снова ушла под воду. Последнее, что успела заметить Евгения, — как Грэгор барахтается рядом с ней, а Бриджит схватилась за весла.

Платье и нижние юбки Евгении становились все тяжелее и, надуваясь, тащили ее вниз. Она начала тонуть. Это конец! Конец!

Сознание ее начало меркнуть...

Неожиданно чьи-то руки крепко обхватили ее за талию. Эти руки — нежные, сильные и настойчивые — вырвали ее, чуть живую, почти без сознания, из жадных объятий моря.

В трубах «Парагона» мирно гудел ветер. Евгения протянула руки к огню. Она не замерзла, ее просто притягивали к себе пляшущие языки пламени. Кроме потрескивания поленьев в камине, в доме не раздавалось ни звука. Даже верхушки деревьев за окнами гнулись под напором ветра совершенно