пышность и великолепие, а ведь это — неотъемлемая часть его жизни.
Так она и сидела, сплетя пальцы и ругая себя за то, что сглупила, но все же ее не покидало чувство внутренней радости, которую она раньше никогда не испытывала. Корнелия танцевала, а потом сидела рядом именно с тем человеком, которого впервые увидела из окна кареты и с тех пор не могла забыть.
Зал постепенно вновь наполнялся, люди возвращались с ужина. Корнелия с облегчением увидела, что к ней направляется тетя Лили. Наверное, пора ехать домой. Ей хотелось побыть одной, подумать обо всем.
— Что ты сделала с Дрого? — спросила Лили, подойдя к племяннице; рядом с ней вышагивал испанский посол в великолепнейшем одеянии.
— Герцог спустился вниз, — ответила Корнелия.
— Ты несносная девочка — ужинала с ним тет-а-тет, — сделала ей выговор Лили. — Не знаю, что подумают обо мне люди, раз я допустила такое. Для вас были места за королевским столом, но вы поступили по-своему. Придется нам быть более осторожными, не так ли, ваше превосходительство? Иначе о маленькой племяннице моего мужа скажут, что она легкомысленна.
— Если мисс Бедлингтон сделает неверный шаг, вам стоит только попросить за нее, и она в ту же секунду будет прощена, — сказал посол.
— Ваше превосходительство всегда скажет что-нибудь лестное, — улыбнулась Лили.
Больше о герцоге не упоминали, но час спустя, по дороге домой, Корнелия вспомнила о его просьбе.
— Герцог Роухамптон собирается навестить меня завтра днем, — сказала она. — Я ответила, что он должен спросить у вас, так как не знала о ваших планах, но он намеревался прийти в три часа.
— Значит, ты должна быть дома и принять его, — произнесла Лили, и, к удивлению Корнелии, в голосе тети прозвучала нотка облегчения.
— Что такое? Что такое? — всполошился лорд Бедлингтон.
В начале пути он задремал в уголке кареты, теперь же сел и повернулся, чтобы посмотреть на жену. При свете уличных фонарей он ясно мог разглядеть ее лицо.
— Я предупреждал, что не потерплю Роухамптона в своем доме, — прорычал лорд.
— Он придет, Джордж, чтобы повидать Корнелию, не меня.
— С чего бы это вдруг? До сегодняшнего вечера он ее никогда не видел.
— Знаю, дорогой, но мы вряд ли можем отказать ему в приеме, если он хочет поговорить с ней.
— Ты опять за свои шалости… — начал было лорд Бедлингтон, но жена тут же возмущенно на него шикнула.
— Право, Джордж, только не при Корнелии! — В голосе Лили прозвучало столько праведного негодования, что ее муж снова забился в угол.
Корнелия поразмышляла над этим уже в кровати, но отчего-то ей трудно было что-либо вспомнить, кроме ладони герцога на ее талии и пальцев, крепко обхвативших ее руку.
Он хотел, чтобы ей понравилась Англия. Это она тоже вспомнила и, засыпая, подумала, что, в конце концов, рада своему приезду, ведь здесь она встретила его, а он, англичанин, был неотделим от Англии, которую ей предстояло теперь полюбить по его желанию.
Пока Корнелия спала, Лили и Джордж Бедлингтон спорили. Он поднялся в спальню жены вскоре после того, как она ушла наверх, и отпустил ее горничную, которая была только рада возможности отправиться спать.
Лили сняла свой замысловатый бальный наряд и накинула белый шелковый халатик, отделанный мягкими кружевными оборками, в котором выглядела необычно молодо, распустив длинные золотистые волосы.
— Ну что еще, Джордж? — раздраженно спросила она. — Я хотела, чтобы Добсон расчесала мне волосы. Сейчас слишком поздно для разговоров.
— Раньше ты никогда так рано с бала не возвращалась, — парировал ее муж.
— Не могу сказать, что мне понравилось толкаться среди старух, — Лили надула губки и посмотрела в зеркало, сказав себе при этом, что ей никак нельзя дать больше двадцати пяти. — Это бесчеловечно с твоей стороны, Джордж, сам знаешь, сделать из меня матрону для твоей племянницы. Просто утонченное злодейство.
— Как раз об этом я и хочу с тобой поговорить, — сурово произнес лорд Бедлингтон. — Что еще за разговоры о визите Роухамптона? Я же сказал тебе, что запрещаю принимать его в доме.
— Нет, в самом деле, Джордж, какой ты несообразительный, — сказала Лили. — Ты запретил мне видеться с ним по каким-то совершенно смехотворным и надуманным причинам. Конечно, если тебе забавно быть таким ревнивым и делать из себя дурака, то тут я не в силах тебя остановить, но нельзя же лишить Корнелию ее шансов из-за твоих ничтожных предрассудков и каких-то ужасных неприличных подозрений, для которых ты сам не можешь найти ни малейшего повода.
— Я не собираюсь снова затевать все тот же спор, — сказал Джордж Бедлингтон. — Возможно, я во многом глуп, Лили, но не настолько, как ты думаешь. Я уже говорил, что думаю о тебе и молодом Роухамптоне, и добавить мне нечего.
— Очень хорошо, Джордж, если у тебя действительно такое мнение, — сказала Лили, — говорить больше не о чем, но то, что касается Корнелии, — совсем другое дело!
— Я хочу понять, что затевается, — сказал Джордж Бедлингтон. — Корнелия не знает этого молодого выскочку, такзачем ему приходить к ней?
— Право, Джордж, для умного человека ты исключительно туп. Неужели тебе непонятно, что при таком состоянии, как у Корнелии, она может выбирать из всех самых завидных холостяков Лондона?
— Кто это говорит? — спросил Джордж Бедлингтон.
— Я это говорю, — ответила Лили, — и ты знаешь, что я права. Она ведь уже получила состояние, не так ли?
— Конечно, получила, — подтвердил Джордж Бедлингтон. — У меня пока нет всех сведений и цифр, но она унаследовала три четверти миллиона, никак не меньше.
— Ну вот видишь, Джордж, — произнесла Лили тем голосом, каким обычно разговаривают с умственно недоразвитым ребенком, — при таком состоянии неужели она будет лишать себя выбора?
— Не хочешь ли ты сказать, что Роухамптон охотится за ее приданым? — возмутился Джордж Бедлингтон.
— А почему бы и нет? — спросила Лили. — Ты же знаешь, Эмили вечно жалуется на нехватку денег. И что в том дурного, хотела бы я знать, если твоя племянница станет герцогиней? Ради всего святого, Джордж, предоставь все дело мне и не пытайся вмешиваться.
— Все это мне кажется чертовски странным, — признался Джордж Бедлингтон, разворошив седеющие волосы. — То Роухамптон преследует тебя по пятам, так что повсюду только об этом и говорят, и старается сделать из меня рогоносца, а то вдруг ты заявляешь, что он хочет жениться на моей племяннице. Неужели не осталось других женщин, кроме тех, что живут в моем доме?
— Оставь, Джордж, пусть это не волнует тебя.
Лили поднялась из-за столика и подошла к мужу. Ее золотистые волосы струились по плечам, сквозь тонкий халат проступали округлые изящные линии фигуры.
— Не будь сердитым и несносным, Джордж, — сказала она и, чтобы улестить мужа, потрепала его по щеке, только одной ей доступным жестом.
Секунду он недовольно смотрел на нее, помня о своем гневе несколько дней тому назад, когда обнаружил, что она лгала ему; но затем на него подействовала ее красота, и он почувствовал, что слабеет, как случалось с ним и раньше.
— Ну хорошо, хорошо, — сказал он, — пусть будет по-твоему, хотя только одному Богу известно, что ты затеяла на этот раз.
— Милый Джордж, — Лили подарила ему легкий поцелуй в щеку и отошла. — А теперь я должна спать. До смерти устала, а завтра вечером во французском посольстве прием и танцы.
Джордж помедлил секунду. Он смотрел на большую двуспальную кровать, стоящую в алькове в глубине комнаты. Лампы под розовыми абажурами по обе ее стороны освещали отделанную кружевом подушку Лили с вышитой монограммой в виде короны.
