ужас. — Неужели это обязательно? Мне бы этого очень не хотелось.
Она представила себя во дворце, неловкую, неуклюжую, то и дело попадающую впросак, обсмеянную толпой придворных, таких же элегантных и наводящих на нее благоговейный страх, как и тетя Лили.
— Разумеется, ты должна быть представлена, — подчеркнуто строго заявила леди Бедлингтон. — С платьем придется поторопиться, но, надеюсь, это можно устроить. Все равно тебе нужно обзавестись новым гардеробом.
Ее взгляд скользнул по старому пальто и шляпке, бывшими в моде пять лет тому назад.
— Да, я тоже думала, что мне понадобятся новые наряды, — сказала Корнелия. — В Ирландии не так просто купить хорошие вещи, к тому же у меня никогда не было времени, чтобы съездить в Дублин.
— Вряд ли дублинская мода — именно то, что нужно в Лондоне, — сказала Лили. — Пожалуй, тебе следует распорядиться о карете, Джордж. Как только Корнелия отдохнет, мы отправимся по магазинам и посмотрим, что ей можно подобрать.
Корнелия слегка вздохнула. Она ненавидела наряды. И вообще предпочла бы заняться чем угодно, лишь бы не ездить по магазинам.
— Наверное, тебе хочется умыться с дороги, Корнелия, — сказала леди Веллингтон, — и сменить этот дорожный костюм на что-нибудь легкое. — Она поколебалась секунду, а затем произнесла то, что, по- видимому, занимало ее мысли более всего: — Эти очки… тебе нужно их носить?
— Да, — твердо заявила Корнелия, — прошлой зимой я повредила глаз на охоте, и доктор велел мне не снимать очки по крайней мере девять месяцев.
— Как жаль, — сказала леди Веллингтон, но почему-то в ее голосе не слышалось сочувствия. — Моя горничная покажет тебе твою комнату. Она ждет в холле.
— Благодарю вас, тетя Лили.
Корнелия вышла в холл, где ее поджидала довольно сурового вида женщина в маленьком белом фартучке.
— Сюда, пожалуйста, мисс, — коротко бросила она. В библиотеке Лили опустилась на один из стульев.
— Мой дорогой Джордж, кого ты привез? Ты когда-нибудь видел такой наряд? Это пальто, должно быть, столетней давности… А что касается шляпки, то ее место в музее!
— Полно, Лили, не будь несносной, — взмолился лорд Веллингтон. — Ты ведь знаешь, девочка осиротела, да и Роусарил находится в глубине страны. Где же ей покупать платья?
— Дело не только в платьях, Джордж. А очки! Ты слышал, что она сказала — ей прописали носить их еще три месяца.
— Ну так постарайся сделать из нее все, что можешь. По крайней мере денег на это предостаточно.
— Единственное утешение, — сказала Лили. — Не жди от меня чудес — я не волшебница.
— Ее мать была хорошенькой, — заметил лорд Бедлингтон. — А Берти всегда считался в семье Адонисом и повесой. Почему бы их ребенку и не оказаться симпатичным, если ты чуть-чуть приложишь усилие?
— Я уже сказала, что не волшебница, — холодно отреагировала Лили. — Но не беспокойся, Джордж, я все устрою.
Лорд Бедлингтон направился к двери, а затем остановился в нерешительности.
— Надеюсь, ты поговорила с Роухамптоном?
— Да, поговорила, — ответила Лили. — Я сказала все, как ты велел, Джордж. Но не забывай, что мы выводим в свет дебютантку, а на сегодняшний день он самый желанный жених во всем Лондоне. Само собой разумеется, он должен быть приглашен на все вечера, которые мы будем устраивать для Корнелии.
— Лишь бы он свое внимание сосредоточил на Корнелии — больше меня ничего не волнует, — сказал лорд Бедлингтон, — но не думай, что я настолько глуп, чтобы поверить, будто молодой Роухамптон именно сейчас жаждет познакомиться с какой-то дебютанткой.
Лорд Бедлингтон вышел из библиотеки, громко хлопнув дверью. Лили посидела немного после его ухода, затем поднялась и подошла к зеркалу в золоченой раме. С минуту рассматривала себя, а потом начала улыбаться. Наконец рассмеялась.
— Очки! — вслух произнесла она. — Бедный, бедный мой Дрого!
Глава 3
В бальный зал вошли король с королевой, а дамы, приседавшие по обе стороны от прохода, поднимались и опускались, словно волны какого-то разноцветного моря.
«Он в точности, как на своих портретах, — подумала Корнелия, — а она несравненно прелестнее».
Рядом с королевой Александрой в платье из бледно-зеленого атласа все остальные женщины казались неуклюжими и безвкусно одетыми. Правильный овал лица, чистый лоб, точеный нос и ослепительный цвет лица подчеркивались цветом глаз. Изящная головка с неподражаемой грациозностью и величием была посажена на длинную белую шею, а лучезарная улыбка пленяла каждого, кому адресовалась.
Бальный зал в Лондондерри-Хаус с его сверкающими люстрами, золотым и белым убранством, легендарными портретами и гирляндами оранжерейных цветов, любого заставил бы восхищенно ахнуть, не то что простодушную Корнелию.
Собравшиеся гости внушали ей не меньшее благоговение. Блеск диадем, сверкающие ожерелья и корсажи, расшитые бриллиантами, изумрудами и сапфирами, почти слепили. Платья дам заставили Корнелию понять, как мало ей известно о моде, и как, должно быть, смешно она выглядела в свой первый день в Лондоне.
Впрочем, и сейчас она никоим образом не была довольна своей внешностью, несмотря на то, что ее платье было куплено на Бонд-стрит, а прическу ей сделал личный парикмахер тети Лили. Времени, чтобы сшить бальный туалет специально по ее фигуре, не осталось, и единственное платье, которое успели переделать за двадцать четыре часа, было из белого атласа и обильно украшено венецианским кружевом. Услышав, сколько стоит этот наряд, Корнелия потеряла дар речи, но когда она его надела, то поняла, что он ей не идет. Цветное кружево, пенившееся вокруг плеч и по подолу платья, придавало ее коже желтоватый оттенок, и хотя она мало в этом понимала, но видела, что и ее фигуру оно выставляет в невыгодном свете. Посмотрев на себя взеркало перед уходом, девушка воскликнула:
— Боже, я выгляжу страшилой!
— О нет, мисс! Вы смотритесь очаровательно. Как и подобает молодой леди, — попыталась успокоить Корнелию горничная, помогавшая ей одеваться, но девушка состроила гримасу своему отражению в зеркале.
— Лестью не заштопать дырок на чулке, — заметила она и рассмеялась при виде выражения лица горничной. — Это ирландская пословица, — объяснила она. — Одна из самых любимых пословиц Джимми. Он служил грумом у моего отца, и никто не мог от него добиться лестью, чтобы он поверил чему-нибудь, кроме правды. Будем же откровенны и признаемся — выгляжу я ужасно.
— Это только оттого, что вы не привыкли наряжаться, мисс. Когда вы окажетесь среди других дам, то почувствуете себя по-другому.
Корнелия промолчала. Она внимательно рассматривала свою прическу, с тревогой глядя на монументальное сооружение, воздвигнутое на ее голове месье Анри. Тугие завитки и волны, начесанные на искусственный остов, сделали лицо очень маленьким и потерянным под гигантским птичьим гнездом.
Голове было ужасно неудобно и, несмотря на все ухищрения месье Анри, Корнелия была уверена, что задолго до того, как она доедет до дворца, на затылке у нее будут висеть пряди волос или на макушке выбьется один-два локона. Однако теперь она уже ничего не могла поделать, разве что почувствовать неожиданно острый приступ ностальгии по Роусарилу. Весь день напролет она думала о невысоком сером доме, окруженном зелеными полями, о горах с багровыми на фоне неба вершинами и о море, мерцающем вдали. А еще она вспоминала лошадей, которые, должно быть, поджидают ее в своем загоне, удивляясь, почему она их забыла, и Джимми, насвистывающего за работой, наверное, он тоже тоскует по ней; и не один, а много раз в течение дня ей приходилось прикусывать губу, чтобы не дать волю слезам.
Иногда, видя так много нового вокруг, наблюдая за неведомым миром, — временами он оказывался неожиданно прекрасным — Корнелия ненадолго забывала Роусарил, но всякий раз, когда она меньше всего ожидала этого, ее захлестывала тоска по Ирландии, давящая тоска, которой нельзя противостоять.
