– Мы не станем убегать, – отозвался сэр Харвей хмуро. – Герцог знает, что мы здесь, и я не собираюсь прятаться от него, словно жалкий трус.
– Но ведь он может... убить вас, – запинаясь, пробормотала Паолина.
– Он не пойдет на это. Вы должны помнить, что он, так же как и мы, находясь в Венеции, обязан подчиняться законам, принятым дожем и Сенатом республики. Если герцог и предпримет какие-либо шаги против нас, то, во всяком случае, не здесь. Кроме того, я не хочу, чтобы он имел удовольствие заявить всем и каждому, что мы скрылись от него, и затем послать за нами в погоню своих солдат.
– Он не станет нас трогать, если мы переедем в Австрию, – умоляющим тоном произнесла Паолина.
– Всему свой срок, – отозвался сэр Харвей. – Я не намерен бросить все и покинуть Венецию из-за минутного порыва. Что бы ни случилось, мы должны выполнить наши обязательства на сегодня.
– А что потом?
– Мы обсудим наши планы вечером, – ответил сэр Харвей. Он бросил беглый взгляд на часы. – Мы уже опаздываем во дворец графа. Пока вы отдыхали, он прислал записку, в которой приглашал нас полюбоваться регатой с его балконов. Я согласился, и он сочтет странным, если мы не появимся. Сегодня вечером должен состояться еще один бал, на который мы приглашены. Но мы не будем там задерживаться, а вернемся сюда пораньше, чтобы обо всем поговорить. Вас это устраивает?
– Вполне, – ответила Паолина. – Но, мой дорогой, я надеюсь, вы будете осторожны все это время?
– Да, конечно, – пообещал сэр Харвей. – Я постараюсь ни на мгновение не выпускать вас из вида.
Паолина вздрогнула, вспомнив полные губы герцога и тот ужас, который она испытала, пытаясь спастись от его преследований.
– Слава богу, что его рука все еще на перевязи, – заметила она. – Вам следовало бы ударить сильнее.
– Оказывается, вы еще и кровожадны, – поддразнил ее сэр Харвей. – Вот уж никогда не мог бы предположить.
– Да, я вас понимаю, – отозвалась Паолина. – Но я боюсь его. У меня такое ощущение, словно он что-то замышляет против нас. Может быть, мы и в безопасности, пока находимся в Венеции, но рано или поздно он непременно захочет свести с нами счеты. Он из тех людей, которые по натуре очень злопамятны.
– Он не причинит нам вреда, пока мы остаемся здесь, а затем мы как можно скорее переправимся в Австрию, – успокоил ее сэр Харвей. – Не тревожьтесь. У вас на лбу могут появиться морщинки, и тогда больше никто не будет считать вас красавицей, – добавил он шутливым тоном.
– И вы тоже разлюбите меня? – спросила девушка.
– Я буду любить вас, даже когда ваше лицо будет покрыто морщинами, волосы поседеют, а глаза утратят свой блеск, – ответил он. – Неужели вы не поняли, как вы мне дороги? Все в вас, с головы до ног, кажется мне совершенством, и в особенности та милая вещица, которую вы отдали мне и которую вы называете сердцем.
– Если бы я только была уверена в том, что вы отдали мне свое, – отозвалась Паолина.
– Вы можете в этом не сомневаться, – ответил он, – потому что я люблю вас так, как прежде никогда и никого не любил. Теперь вы довольны?
Она поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку.
– Теперь – да, – прошептала она чуть лукавым тоном и, когда он протянул руки, чтобы удержать ее, выскользнула из его объятий и бросилась в комнату.
Казалось, что регата продолжалась целую вечность, несмотря на то, что, когда они прибыли во дворец графа, несколько гондол, участвовавших в состязании, уже проплыли мимо него. Там уже собралось большое общество дам и кавалеров, наблюдавших за регатой с балконов, и у Паолины сложилось впечатление, что все они были искренне рады видеть ее и сэра Харвея. Но в глубине души она невольно спрашивала себя, были бы они столь же дружелюбны к ним обоим, если бы знали правду.
– Вы становитесь все красивее с каждым днем, – заявил граф. – Я полагал, что запомнил в точности ваш облик, и все же, когда вы появились, я понял, что ошибся, и ваше лицо еще более привлекательно, чем мое воспоминание.
– Вы удостаиваете меня восхитительными комплиментами, – улыбнулась Паолина и затем присела в глубоком реверансе перед тетушкой графа, сурового вида пожилой дамой, седые волосы которой, уложенные в высокую прическу, покрывала черная кружевная вуаль. Она носила великолепные бриллиантовые серьги и брошь в виде букета из тех же камней, приколотую к корсажу платья.
– Для нас огромная честь видеть вас, сударыня, – произнесла Паолина.
Вдовствующая графиня наклонилась вперед и слегка коснулась веером ее руки.
– Вы славное дитя, – сказала она. – Я слышала о вас от моего племянника, и то, что я от него узнала, заранее расположило меня к вам.
Паолина в знак признательности снова присела в реверансе и затем, когда внимание его тетушки было отвлечено другими гостями, граф отвел Паолину в сторону и произнес:
– Вы покорили сердце моей тетушки. Я никогда не замечал, чтобы она была с кем-либо столь же любезна. Обычно она недолюбливает молодых женщин и не упускает случая съязвить на их счет.
– Я польщена, – отозвалась Паолина.
– Мне кажется, что вы способны очаровать любого, – продолжал он чуть слышно. – В вашем облике есть нечто, что внушает уверенность в том, что вы – подлинное сокровище и в вашей душе не может быть места злу или лжи.
Паолина отвела от него взгляд.
– Вам не стоит так говорить, потому что мы по большей части совсем не те, чем кажемся.
