– Да она просто красавица! – воскликнул лорд Хинчли. – Клянусь богом, я никогда не видел такого обворожительного личика!
– Обворожительного? – переспросил герцог.
– Бог свидетель, такое лицо трудно забыть! – с жаром ответил лорд Хинчли.
Герцог молчал, но слушал своего друга с напряженным вниманием.
– Может быть, дело в глазах, – продолжал лорд Хинчли. – У нее удивительные глаза – что-то в них есть такое, что нельзя описать словами. Может быть, это оттого, что они чуть приподняты к вискам. Или весь секрет в длинных, загнутых кверху ресницах…
Он расхохотался над своей собственной горячностью и продолжил:
– Держу пари, Тэран, живи она в стародавние времена, ее сожгли бы как колдунью или поклонялись бы ей как богине!
– На тебя дурно действует северный воздух, – шутливо заметил герцог, – у тебя развивается необузданная кельтская фантазия.
Лорд Хинчли снова расхохотался. Несмотря на иронию герцога, он видел, что его друг въезжает в замок совсем не в том мрачном настроении, в каком был вчера.
Поднимаясь по лестнице, герцог решил, что, прежде чем переодеться и принять ванну, он должен поздороваться с Клолой.
Он заглянул в комнату герцогини, но Клолы там не было. «Может быть, она в саду или отдыхает в спальне», – подумал герцог и пошел вниз.
Проходя по коридору, он услышал доносящиеся откуда-то издалека звуки музыки – музыки, какую он никак не ожидал услышать в замке.
Герцог был знатоком и истинным ценителем музыки.
В те времена опера была в Лондоне модным развлечением. Однако большинство светских львов являлись в театр лишь затем, чтобы поглазеть на дам или, в лучшем случае, оценить стройные ножки какой-нибудь заезжей танцовщицы.
Однако король всерьез увлекался классической музыкой. Именно он научил герцога ценить и понимать гармонию Моцарта и яростные порывы Бетховена. Герцог стал одним из влиятельнейших членов Королевского филармонического общества и лично организовал немало концертов.
Так, именно он от имени общества пригласил в Лондон знаменитого скрипача Луи Спора, которого считал несравненным виртуозом.
Однако сейчас герцог не мог понять, что же за инструмент издает эти дивные, серебристые звуки.
Фортепиано? Клавикорды? Нет, не похоже. Ясно одно: исполнитель, на чем бы он ни играл, несомненно, талантлив.
Герцог догадался, что музыка доносится из Красного кабинета, чаще называемого Музыкальной комнатой.
Во времена его отца эта комната обычно стояла запертой. Однако герцог знал, что там хранятся клавикорды, виолончель и арфа.
Арфа! Ну, конечно же!
Герцог улыбнулся. Теперь он разгадал загадку. Черт возьми, никогда еще ему не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь играл на этой арфе!
Герцог тихо отворил дверь.
Клола сидела перед огромной позолоченной арфой. Тонкие пальцы девушки умело перебирали струны; мелодия была герцогу незнакома, но радовала слух необыкновенной гармонией.
Герцог не сводил глаз с Клолы. В своем золотистом утреннем платье, залитая солнечным светом, она казалась ангелом, сошедшим с небес.
Голова ее была поднята, взор устремлен куда-то ввысь, на губах играла легкая улыбка. Герцог понял, что душа Клолы сейчас далеко отсюда – в чудесной стране, рожденной ее фантазией.
Не успел герцог обругать себя за излишнюю впечатлительность, как Клола обернулась.
Пальцы ее скользнули по струнам. Арфа издала последний аккорд и замолкла.
Герцог медленно подошел к ней.
– Я не знал, что вы занимаетесь музыкой, – произнес он. – Никогда не слышал, чтобы кто-то играл на этой арфе!
– Ее нужно настроить, – робко ответила Клола, – и сменить несколько струн… но вообще она в хорошем состоянии.
По дрожи в ее голосе герцог догадался, что она ему жена.
– Думаю, вам нужно что-нибудь посовременнее, – заметил он, шутливо указывая на клавикорды.
– О, это… было бы замечательно. Клола бросила на него быстрый взгляд и снова спрятала глаза за длинными ресницами.
– Что вы играли? – спросил он. Поколебавшись, Клола ответила:
– Эту мелодию я сочинила сама, хотя… мне кажется, она навеяна Моцартом.
– Вы играете на фортепиано?
– Да.
