– Вы делаете ошибку. Вы забыли, с кем вы разговариваете! Вы, леди Барбара Каслмейн, самая знаменитая женщина Уайтхолла, не должны говорить такие вещи разбойнику, человеку, который добывает свое пропитание хитростью. Вы обитаете среди придворных и королей. В Уайтхолле есть люди, которые живут надеждой услышать слова, только что сказанные вами. Но они не для меня. Я умоляю вас забыть о том, что вы их произносили.
Лусиус встал.
– Ваша карета ждет вас, леди Каслмейн, – добавил он. – Лондон будет казаться ужасно скучным, пока вы туда не вернетесь.
Едва он успел договорить, как Барбара тоже вскочила.
– Почему вы так говорите? Почему пытаетесь от меня избавиться? Неужели вы боитесь взять то, что я предлагаю?
– Пусть причина будет именно в этом, – успокаивающим тоном проговорил Лусиус. – Время уже позднее, и вам опасно здесь задерживаться.
– Опасно? Но почему? Чего мне опасаться? Вас?
Она стояла в страшном напряжении, устремив на него пристальный взгляд, словно пытаясь выпытать какую-то тайну, которая скрывалась под спокойной безмятежностью его лица.
А потом она вдруг воскликнула:
– Я вам нежеланна, да? Вы меня не хотите!
– Я этого не говорил, – ответил Лусиус.
– Но это же очевидно! – выкрикнула Барбара Каслмейн. – Я приехала сюда, я сказала вам о своих чувствах к вам, а вы отсылаете меня обратно в Лондон!
– Я забочусь о благополучии вашей светлости.
Барбара издала вопль ярости.
– Ни о чем таком вы не заботитесь! Вы отвергли меня! Вы разбойник, вор, изгой, человек, с которым не стала бы иметь дела ни одна приличная женщина!
– Именно об этом я только что вам напомнил, – отозвался он, нисколько не смущенный ее яростью.
– Но это не правда! – Ее настроение внезапно изменилось. – Вы же не какой-то низкорожденный бродяга, вы маркиз Стейверли, носитель благородного имени и высокого титула! Мы говорим как равные – вы и я, – и все же вы меня отвергли! Вы отсылаете меня прочь, потому что вы меня не хотите. Я здесь в такой же безопасности, как в женском монастыре. Мне ничто не угрожает рядом с вами, лорд Стейверли?
Неужели ваш мужественный вид – это только притворство?
Барбара явно старалась его оскорбить, однако Лусиус оставался невозмутим.
– Вы устали, – заметил он. – Скоро вы обо всем забудете. Давайте оба забудем прямо сейчас об этой ночи и о нашей встрече.
– Но я не желаю ни о чем забывать! Я хотела с вами встретиться и именно для того сюда приехала, В вас есть все то, что я искала в Рудольфе – и не находила. Вы так же красивы и привлекательны, как тот мужчина, которому я когда-то отдала мое сердце. Я могла бы полюбить снова, и на этот раз моя любовь была бы совсем другой, потому что я успела многое узнать.
– Но зачем вам меня любить? – спросил Лусиус. – Вы сами не знаете, что говорите! Позвольте мне уговорить вас ехать домой. Даю вам слово: это было бы осмотрительно.
– А когда это я поступала осмотрительно? Вам так легко от меня не отделаться. Не может быть, чтобы вы на самом деле хотели меня отвергнуть! Дело отчасти в вашем рыцарстве, а отчасти – в желании оставаться незамеченным, потому что вы ведете опасную жизнь.
– Думайте что хотите, но, право, вам лучше было бы уехать и больше не говорить со мной о подобных вещах.
– А если я откажусь?
Барбара приблизилась к нему, а потом неожиданно обняла за шею. Ее губы, горячие, обжигающие, прижались к его губам. Секунду он медлил, но почти тут же осторожно, но решительно Лусиус снял ее руки со своей шеи и отстранился.
– Вы вынуждаете меня говорить прямо, – негромко произнес он. – Я люблю другую. Ту, кого при иных обстоятельствах попросил бы стать моей женой.
Ярость, вспыхнувшая в глазах Барбары, и бешено искривившийся рот мгновенно превратили ее в исчадие ада. Казалось, она сотрясается всем телом. Ее страсть и желание в долю секунды перешли в яростный, неукротимый гнев. Ее руки сжались так, что побелели костяшки пальцев. Она топнула ногой, и темные локоны взметнулись вокруг ее лица.
– Будьте вы прокляты! – бушевала она. – Чтобы вы сотворили со мной такое! Вы единственный! Вы мне за это заплатите. Я добьюсь, чтобы вас повесили на ближайшей виселице, а сама буду стоять под ней и хохотать. Слышите? Я буду хохотать! А потом вас четвертуют, и ваша голова, позеленев от плесени, будет торчать на колу у Тауэра! А я буду ездить мимо и насмехаться над вами. Я ненавижу вас сильнее всех на свете и клянусь всем святым, что за это вас ждет смерть.
Но Лусиус, наблюдая эту вспышку ярости, оставался совершенно бесстрастен. В его взгляде появилась даже какая-то грусть, отчего он перестал быть таким суровым. Только когда она замолчала, чтобы перевести дух, потому что совсем охрипла, он тихо сказал:
– Не сомневаюсь, что все это когда-нибудь случится. Но пока, если вы не желаете удалиться, я вынужден вас оставить.
Вам следовало бы послушать моего совета и уехать отсюда немедленно, пока я еще здесь. В этих лесах
