нуждалась, и тебе не пришлось, ни голодать, ни стеснять себя в чем-либо.
Кармела уже приготовила отговорки, что ее гордость не позволит ей ничего взять у подруги. Но тут обе девушки вспомнили старую присказку графини о гордости и милосердии и одновременно расхохотались.
— Не смей ничего говорить! — предупредила Фелисити. — С этой минуты я за тебя отвечаю, а поскольку, скорее всего, я выйду замуж первой, я обязана буду вывести тебя в общество и помочь найти судьбу.
И они снова расхохотались над абсурдностью этой ситуации. Но, оставшись одна, Кармела не могла не согласиться, что подруга права.
Рядом с Фелисити, обладавшей большим житейским умом и много больше знакомой с жизнью, Кармела чувствовала себя школьницей, вступающей в мир, о котором она ничего не знала.
Однако жажда приключений все-таки охватила ее. Кармеле безумно захотелось наконец начать яркую жизнь.
— Бог не оставит меня, — подумала девушка, укладываясь спать.
Она не сомневалась, что и отец с матерью не бросят ее на произвол судьбы и будут хранить и защищать ее, какие бы последствия ни повлек за собой обман, на который она решилась, дабы помочь Фелисити, — Как бы ни сложилось, — пообещала сама себе девушка, — я постараюсь ни о чем не пожалеть…
Граф Гэйл сидел в библиотеке большого дома в Гэйлстон Парке и рассматривал разложенный перед ним план поместья.
— Поскольку последний раз я бывал здесь маленьким мальчиком, — обратился он к управляющему, стоящему подле него, — вам придется напомнить мне названия некоторых лесных угодий и фермерских хозяйств. Кроме того, я непременно хотел бы знать все о нынешних арендаторах.
— Полагаю, ваша светлость найдет ответы на все интересующие его вопросы в составленной мною памятке, которую я представил вашей светлости, когда вы приехали.
— Я ознакомился с ней, — заметил граф, — но она не показалась мне исчерпывающей, и я бы хотел получить от вас более подробную информацию.
Он почувствовал, что управляющий занервничал. Видимо, его подозрения оказались ненапрасными. Управляющий явно был не просто не осведомлен и ленив, но и, вероятно, нечист на руку.
Прибыв в Гэйлстон, граф старался ко всему относиться непредвзято, понимая, насколько ошибочным было бы с его стороны менять что-либо коренным образом слишком поспешно.
Ведь он, еще будучи офицером, обычно напутствовал нового младшего, поступающего в полк: «Вам следует сначала пообтереться».
Даже в самых своих сокровенных желаниях нынешний граф никогда не надеялся унаследовать ни титул, ни какое бы то ни было имение.
Его отец был младшим сыном в семье, и он всегда знал, что по английским законам все состояние доставалось по старшинству, поэтому младшим братьям, не говоря уже о племянниках, не стоило ни на что надеяться.
Он предпочел посвятить себя армейской службе и предполагал оставаться в своем полку до самой отставки.
Поскольку Селвин Гэйл оказался хорошим военным, то рос по службе благодаря только своим качествам, вовсе не думая и не имея возможности оплачивать очередное повышение звонкой монетой. Он дослужился уже до звания полковника, когда:, словно гром среди ясного неба, пришло известие о внезапной кончине его дяди. Так, неожиданно для себя, полковник Гэйл превратился в седьмого графа Гэйлстона.
Без сомнения он знал, что прямой наследник дяди, его кузен, погиб накануне своего совершеннолетия. Но дядя был еще сравнительно молод, да и вдовел уже не раз. Поэтому, если Селвин Гэйл бы и задумался бы обо всем этом, наверняка пришел бы к выводу, что шестой граф женится и родит другого сына.
Подобная мысль однажды мельком пришла ему на ум, но он тут же забыл о ней, погрузившись, как водится, в свою службу и не думая о чем бы то ни было еще.
Поступив в полк, он несколько лет провел в Индии, затем вместе с сэром Артуром Уэллсли, участвовал в кампаниях против Наполеона в Португалии и Испании, и наконец во Франции, где в сражении при Ватерлоо было нанесено окончательное поражение французскому императору.
Потом Селвин Гэйл служил в оккупационных частях, лишь спустя несколько месяцев после получения титула весьма неохотно распрощался с армией и начал новую жизнь, которая сильно отличалась от его прежней.
Он был потрясен необъятностью своих владений и властью, полученной вместе с титулом, а также безусловной значимостью своей персоны, которую ощутил, как только вступил в права наследования.
Его поразили размеры полученного богатства. Недостаток денежных средств всегда являлся основным препятствием во всех начинаниях на протяжении всей его жизни, теперь же оказалось, что привыкнуть к богатству ничуть т легче, чем мириться с проблемами бедности.
Он считал, что годы, проведенные на службе, научили его слишком многому, и об этом он никогда не забудет. А еще эти годы заставили относиться его с пониманием к нуждающимся, кто в силу обстоятельств (как, впрочем, и он сам когда-то) экономит на всем.
Лишь одно граф никогда не умел терпеть и прощать. Непорядочность приводила его в крайнее бешенство.
Он легко обнаруживал среди своих подчиненных тех, кто позволял себе красть, жульничать и, вместо честного заработка, стремился все получать обманом.
Став графом, он сразу учел то, что любой богатый человек всегда рассматривается в качестве «добычи» всеми, кто не упускает случая подзаработать и поживиться, стоит только проявить невнимание, Вот почему граф не слишком торопился и последовательно отмечал любые траты, при этом никому не говоря о своих выводах. Он наблюдал за каждым, кто за его счет наполняет свои карманы, и терпеливо поджидал, когда сможет предъявить обвинения, не оставив мошеннику возможности оправдаться. Вот сейчас он снова взглянул на карту, разложенную перед ним, и обратился к управляющему:
— Выходит, вы недавно продали много древесины, Мэтью. Мне хотелось бы взглянуть на счета и узнать, кто же купил ее.
Управляющий сверкнул глазами, и граф понял, что в этих счетах обязательно найдутся явные несоответствия.
— И вот еще, — продолжал он, — я не смог отыскать часть сельскохозяйственного инвентаря, указанного здесь. Насколько я понимаю, все это должно храниться в каком-нибудь определенном месте, где я смогу осмотреть и сверить наличие инструментов с описью!
Управляющий даже вспотел от напряжения, и хозяину без слов стало ясно, что счета подложны, а половина указанного в описи инвентаря приобреталась лишь на бумаге, — Предоставьте всю интересующую меня информацию к завтрашнему утру, Мэтью, — приказал граф, — кроме того, я желал бы видеть счетовода, который ведет все расходные книги. Приходите вместе с ним.
— Его зовут Лэйн, ваша светлость.
— Я знаю, — заметил граф, — а поскольку у меня нет никакого желания впустую тратить время, попросите его где-нибудь через час принести мне книги, чтобы я заранее их просмотрел.
Лицо управляющего неожиданно приобрело нездоровую бледность, и граф окончательно уверился — он не ошибся в своих подозрениях. Эти двое оказались в сговоре, и все в расходных книгах окажется в «ажуре». Он встал.
— Ну, а сейчас все, Мэтью, — сказал он. — Жду вас завтра утром в десять часов.
— Будет исполнено, ваша светлость.
Управляющий направился к двери, но на полпути остановился. Видимо, решал, стоит ему признаться во всем сразу либо подать прошение об увольнении.
Но, поколебавшись, он не сделал ни того, ни другого и вышел вон из комнаты. Он удалялся по коридору, и шаг его все замедлялся и замедлялся.
Граф не сомневался, что к завтрашнему утру управляющий или соберет свои вещи и скроется, или попытается выставить «козлом отпущения» счетовода, заставив того взять всю вину на себя.
При мысли о чрезвычайной доверчивости дяди губы Селвина крепко сжались.
Более того, Селвин подозревал, что управляющий лишь один из многих, кому в конечном счете придется
