она смогла бы обдумать все на ясную голову, но вдруг дверь открылась, и вошел Ньюман с серебряным подносом в руке.
— Что это, Ньюман? — в голосе графа проскользнуло недовольство. Он не желал, чтобы его отвлекали.
— Лошади как раз возвратились из Дувра, ваша светлость, — ответил Ньюман, — и возница привез это письмо от его королевского высочества, которое тот написал на борту вашей яхты до ее отплытия.
Граф взял с подноса письмо и начал открывать. Поскольку дворецкий уже вышел из комнаты, Селвин повернулся к Кармеле:
— Боюсь, что нашему венценосному другу придется поискать себе невесту в другом месте. Может статься, вместе мы и сумеем ему помочь в этом.
Нерешительно, лишь после недолгой паузы, Кармела все-таки ответила графу:
— Я… не думаю, будто принц станет… сильно переживать… о такой потере.
Но тут она заметила, что граф ее вовсе не слушает, а ошеломленно разглядывает полученное письмо, которое держит в руке.
Он словно онемел. Кармела занервничала:
— В чем дело? Что… сообщает вам его королевское высочество?..
— Невероятно! — только и сумел вымолвить граф. — Едва могу поверить, мне все это определенно снится.
— Что же случилось? — переспросила Кармела.
Граф снова взглянул на письмо:
— Принц Фредерик сразу же, как только взошел на борт яхты, написал мне это письмо. Он благодарит меня за гостеприимство и чрезвычайно доволен предоставленной ему яхтой, не говоря уж о моих лошадях. Он посылает вам свои приветы в самых приторно-вежливых и льстивых выражениях.
Кармела слушала озадаченно и никак не могла взять в толк, что такого странного и невероятного граф находит в обычных изъявлениях благодарности принца. Но тут он продолжил:
— Здесь есть еще приписка, вот послушайте:» Уже на причале я повстречал одного из сотрудников нашего посольства в Лондоне. Он здесь проездом из Парижа, и он отдал. мне парижскую газету, купленную этим утром. Не сомневаюсь, когда вы прочтете заметку, которую я вам посылаю, вы удивитесь не меньше меня!«
— Заметку? — удивилась Кармела. В ответ граф вручил ей крохотную заметку, вырезанную из газеты. Еще не прочитав ни строчки, она уже знала, что это означает.
На мгновение, казалось, газетные строчки заплясали у нее перед глазами. Затем она стала читать, с ужасом сознавая прочитанное:
— Вчера на рю де Фобург Сент Оноре, в церкви при посольстве ее величества королевы Великобритании во Франции состоялось бракосочетание лорда Солвика, британского пэра, и леди Гэйл Фелисити, дочери шестого графа Гэйлстона. Счастливая пара начинает свой медовый месяц пребыванием в гостинице Фонтенбло на Елисейских полях.
Кармела прочла заметку до конца. Руки у нее нервно дрожали.
Затем, не глядя графу в глаза, она еле слышно, прерывающимся от испуга голосом проговорила:
— Простите меня… прошу вас, простите меня… Я сама собиралась обо всем рассказать вам, когда… стало бы можно говорить… об этом.
— Вы хотите сказать… все, написанное в газете, — правда? — граф смотрел на нее недоверчиво.
Кармела ничего не смогла произнести в ответ, и спустя какое-то время граф опять обратился к ней.
— Но если вы не моя кузина Фелисити, тогда кто же вы?
— Ее… Я ее подруга… Кармела Линдон.
Граф встал со своего места, прошелся по комнате, остановился у камина и, облокотившись на каминную доску, повернулся лицом к Кармеле.
Девушке казалось, он навис над ней всем своим могучим телом.
— Мне так жаль, я… сильно виновата перед вами, — шептала она, — но Фелисити… она очень сильно любит… лорда Солвика… они… давно любят друг друга.
— Почему же в таком случае она не вышла за него замуж раньше? — озадаченно поинтересовался граф.
— Дело в том… его светлость тогда еще был женат… несчастливо… но его жена… находилась при смерти…
Не смея поднять глаз, Кармела все же чувствовала, как он сердито поджимает губы, и старалась хоть как-то исправить создавшееся положение.
— Я… согласилась… поехать сюда… Это было единственно возможным… Только так я могла помочь Фелисити… иначе она не смогла бы остаться с ним… во всяком случае, она не хотела, чтобы он узнал о ее… богатстве.
— Отчего же?
Вопрос графа прозвучал сурово и резко. Кармела с отчаянием сознавала, как велико его бешенство. Она помогла Фелисити сохранить Джимми, но свое счастье потеряла безвозвратно.
Граф ждал ответа, и, немного поколебавшись, она попыталась объяснить.
— Фелисити не сомневалась… что гордость графа Солвика не позволит ему… взять ее в жены… теперь, когда она так богата.
— Итак, получается, в то время как вы дурачили меня, моя кузина лгала своему будущему мужу.
— Я понимаю… любая ложь достойна порицания, но… пусть это и звучит кощунственно… то была ложь во имя любви.
У нее перехватывало дыхание, но она все-таки попыталась продолжить;
— Знаю, вы осуждаете любой обман. Фальшь, лицемерие… претят вам, и им нет прощения… Но, поверьте… есть ситуации, когда… люди прибегают ко лжи ради спасения, избавления от страданий, которые может принести потеря… любимого…
Она говорила с таким вдохновением, словно боролась за самое дорогое для себя на этом свете. Но при мысли, что он все равно не поймет и не простит ее, она не смогла сдержать рыданий, и слезы хлынули у нее из глаз. Сотрясаясь от рыданий, она еле сумела выговорить:
— Прошу вас… хотя вы, скорее всего… и не поверите мне, но я полюбила вас всем сердцем… и если вы сейчас прогоните меня, никогда больше, сколько бы мне ни пришлось прожить… никого не смогу так любить.
Граф не спускал глаз с девушки, словно пытался заглянуть в ее душу.
И в тот момент, когда Кармела, как натянутая струна, безнадежно ждала, что он вот-вот с гневом погонит ее прочь, он вдруг улыбнулся. Перед его улыбкой, казалось, померкли свечи, освещавшие гостиную.
— Значит, вы любите меня! А я люблю вас! И как же теперь вы прикажете нам поступить, Кармела?
Ее собственное имя в устах Селвина Гэйла прозвучало для девушки чудеснейшей музыкой.
Не в силах совладать с собой, Кармела вскочила и подбежала к графу. Но остановилась и, не смея дотронуться, только внимательно, с тревогой смотрела, опасаясь, что не правильно поняла его слова.
— Я люблю вас! — повторил он, развеяв ее последние страхи. — Ну а поскольку вы не приходитесь мне двоюродной сестрой и, следовательно, не находитесь под моей опекой, все становится значительно проще.
— Вы… вы… неужели вы хотите сказать… неужели… это правда?
— Да, это правда!
С этими словами граф обнял Кармелу и начал целовать.
Он целовал ее до тех пор, пока у нее голова не пошла кругом, и она не перестала ощущать под собой опору.
Его поцелуи вознесли ее в небо, он протягивал ей луну и надевал ожерелье из звезд. А когда Кармеле казалось, словно оба они уже покинули свою телесную оболочку и растворились в небесной мгле, граф, не ослабляя своих крепких объятий, неожиданно спросил:
— И как же теперь, моя вероломная любовь, как же теперь нам выпутываться из всей этой кутерьмы,
