— Мне хочется говорить с ним, быть рядом с ним, а когда он улыбается мне, я чувствую, как мое сердце начинает вытворять… забавные штуки в моей… груди.
Она замолчала, а затем, собравшись с духом, проговорила:
— Но мне нужна его любовь, Джейсон, любовь, о которой я всегда… мечтала.
Джейсон издал странный горловой звук, как будто пытаясь ответить ей.
Внезапно Пурилла опустилась на колени рядом с песиком, прямо на сухие листья, сквозь которые местами уже пробивались первые весенние цветы, и обхватила спаниеля руками.
— Я… боюсь, Джейсон, — призналась она. — Боюсь, я не сделаю его счастливым… но еще больше боюсь… потерять его.
Джейсон лизнул ее в лицо, поскольку никак иначе не мог утешить свою хозяйку.
Затем, спущенный с поводка, пес стремглав бросился искать кроликов, которые, как он был уверен, прятались от него под каждой кучей листьев и в каждой песчаной норе под стволами деревьев.
Пурилла сидела там, где он ее оставил, и вглядывалась в глубь леса, не замечая ни гладкой поросли из колокольчиков вдали, ни последних лучей заходящего солнца, окрашивающих кроны деревьев в рыжевато- золотистый цвет.
Вместо этого она видела перед собой красивое лицо графа Рокбрука и слышала, как он произносит:
— Я хочу, чтобы вы стали моей женой.
Она никак не ожидала услышать от него что-либо подобное, и сейчас ей казалось, что после этих слов она должна испытывать чувство, будто она поднимается по радуге к звездам.
И тем не менее она не могла почему-то избавиться от ощущения какой-то недосказанности, сквозившей в его словах и жестах.
— Он намного старше и намного опытнее любого из тех мужчин, которых мне доводилось встречать прежде, — рассуждала она, — и он совсем не похож на Эдварда Чарлтона!
Еще совсем недавно она видела, какими глазами Эдвард смотрел на ее невестку, когда одно выражение его глаз говорило ей, насколько он любит Элизабет.
Задолго до его признания Элизабет и предложения выйти за него замуж Пурилла проницательно почувствовала их взаимную влюбленность, которую оба, смущаясь, скрывали даже друг от друга.
Девушка полагала, что в истории отношений Эдварда и Элизабет она оказалась «пророчицей», такой же, как и нянюшка.
Она могла почти физически ощущать их любовь, волнами исходившую от них. Могла слышать ее отзвуки в их голосах, даже когда они говорили о самых обычных вещах, и видеть ее отблески в их глазах, когда они смотрели друг на друга.
То была настоящая любовь, неудержимая, непреодолимая, которую невозможно ни скрыть, ни погасить.
Пурилла понимала: несмотря на то что, когда граф ласково смотрел на нее и держал ее руку в своих ладонях, от него исходило удивительное чувство покоя и уверенности в будущем, существовало что-то еще, без чего, если быть честным по отношению к себе, они не могли стать счастливыми, ни он, ни она.
И все-таки пообещала самой себе выйти за него замуж — пообещала в тот момент, когда он признался ей, что она нужна ему.
— Я могу заботиться о нем… я могу помогать ему, — убеждала она себя.
И все же глубоко внутри нее какое-то чувство подсказывало ей, что этого мало, что ей нужно большее, гораздо большее от человека, которому она отдала бы свое сердце.
Нянюшка перебинтовала графа и закрепила на нем чистую перевязь для его поврежденной руки.
Он молчал, пока она проделывала все это, каждую секунду ожидая вспышки боли, которая пронзала его всякий раз, стоило ему только пошевелиться.
К его удивлению, боли больше не было. Не ощутил он и ни малейшего дискомфорта, и это означало, что трещина (как оказалось, кость не сломалась, а только треснула) срастается, и он скоро снова будет на ногах.
Он прекрасно знал, что обладает исключительным здоровьем, которому многие бы могли позавидовать. В еде он придерживался разумных ограничений, алкоголем не злоупотреблял, поэтому неудивительно, что его кости срастались и заживали не хуже, чем у любого спортсмена.
Няня закончила перевязку и собрала использованные бинты, чтобы унести их из комнаты.
Граф взглянул на ее лицо и отметил про себя ее угрюмость, а может быть, и явную недоброжелательность по отношению к нему, чего раньше старушка себе не позволяла.
— Что случилось, няня? — поинтересовался он.
— Чем это вы, ваше сиятельство, так расстроили мисс Пуриллу? — спросила она.
— А она расстроена?
— Она отправилась в лес, — ответила няня, — она всегда так поступает, когда что-то неладно или ей необходимо о чем-то подумать. Вот только сейчас она вернулась оттуда, и зачем ей понадобилось идти в лес, хотела бы я знать!
Граф улыбнулся, почувствовав враждебность в голосе няни, и решил все ей объяснить.
— — Я полагаю, мисс Пурилла ходила обдумать то предложение, которое я ей сделал.
— Предложение, ваше сиятельство? Какое? — сердито спросила няня.
— Я попросил ее выйти за меня замуж, — спокойно сказал граф, — послезавтра.
На мгновение няня замерла, не сводя с графа глаз.
Затем он увидел, как в ее взгляде мелькнуло облегчение, и она уточнила:
— Вы хотите, чтобы мисс Пурилла стала вашей женой, ваше сиятельство?
— Именно так, няня, и я надеюсь сделать ее счастливой.
— И я, как бы я хотела ей счастья, ваше сиятельство, — вторила ему няня, — но зачем же вам венчаться в такой неподобающей спешке?
— Я полагал, вы, да и все окружающие, поймете меня.
Я не могу оставаться здесь с незамужней мисс Пуриллой, ведь в доме нет никого, чье присутствие помогло бы нам соблюсти приличия. А поскольку мне хочется отправиться в Рок-Хаус вместе с ней, это снова повлекло бы трудности, связанные с поисками компаньонки для нее, если мы не будем к тому времени женаты.
Няня задумалась на мгновение, словно оценивая логику его рассуждений. Но все же осталась недовольна:
— Это вызовет пересуды, Ваше сиятельство.
— В поместье, возможно, — согласился граф, — но разве это имеет значение?
Няня обдумывала все сказанное. Похоже, в ней боролись два чувства — желание соблюсти, как подобает, все приличия и одновременно переполнявшая ее гордость за свою воспитанницу, которой предстояло стать графиней.
И она, поколебавшись, наконец сдалась.
— Надеюсь, ваше сиятельство знает, что делает, — подытожила она, — и если мисс Пурилла счастлива, это снимает все остальные вопросы.
— И я именно так и думал, — согласился граф.
Когда няня вышла из комнаты, он откинулся на подушки, отметив про себя, что все идет согласно его плану.
Пурилла спасала его от беды, которая казалась уже совсем близкой и неизбежной, как тогда, в Индии, когда он ожидал прыжка львицы.
Но даже теперь он знал: он не будет полностью в безопасности до тех пор, пока не наденет обручальное кольцо на палец Пуриллы и Луиза не потеряет всякую власть над ним. Вот тогда ей уже ничего не удастся сделать.
— Я дам Пурилле все, что она пожелает, — пообещал он себе.
На следующий день, когда его должен был посетить Анструтер, граф запланировал поручить своему управляющему, чтобы тот заказал у самых шикарных и дорогих лондонских портных с Бонд-стрит их самые последние творения, и кроме того, чтобы он купил еще множество нарядов, из которых и будет состоять приданое его жены.
