Кузены засыпали ее комплиментами, и Канеда едва успевала отвечать на них с подобающей вежливостью; мысли ее то и депо обращались к герцогу, и слова обоих кузенов не сразу доходили до ее сознания… Подчас им даже приходилось повторять, чтобы получить от нее осмысленный ответ.
«Я должна переговорить с ним… должна!» — в отчаянии твердила себе Канеда, когда дамы и господа, на французский манер оставив стоповую, направились в гостиную.
Уже стемнело, и зажгли свечи.
Бабушка все противилась более современному освещению. Однако так было лучше, и поскольку все женщины вокруг казались особенно привлекательными, Канеда могла не сомневаться в себе.
Она попыталась приблизиться к герцогу и уже почти добилась этого, внешне не проявляя своих намерений, но вдруг услышала, как он сказал бабушке:
— Надеюсь, вы простите меня, мадам, если я распрощаюсь. Благодарю вас за восхитительный вечер. Вы ведь знаете, что comte де Монжу уже не так молод, как прежде, и мне не хотелось бы заставлять егождать допоздна.
— Конечно, Леон, — отвечала comtesse. — Я была счастлива видеть вас. Не заедете ли завтра — или в другой день — на обратном пути?
— Завтра я уезжаю в Париж, — ответил герцог.
— Счастливец! — воскликнул Арман, прислушивавшийся к разговору. — Вот где я хотел бы сейчас оказаться!
— О, у вас еще впереди достаточно времени, чтобы насладиться тамошними вольностями, — ответил герцог.
Интонация его еще раз напомнила Канеде, что герцог понимал под словом «вольности», а Арман сразу приуныл — ведь ему приходилось оставаться дома.
Герцог поцеловал руку comtesse и повернулся, чтобы попрощаться, к мадам де Гокур.
Канеда затаила дыхание.
Она стояла рядом с мадам, а потому герцог просто не мог не заметить ее.
— Au reАи геvoir, мадам, — говорил герцог, — я восхищен нашей новой встречей и надеюсь, что следующая не заставит столь долго ждать себя.
— И я тоже, — рассмеялась мадам, — иначе даже вы уже не вырастете, а постареете.
— Чего, конечно же, следует избежать, — пошутил герцог.
«Ну, теперь, — подумала про себя Канеда, — он заговорит со мной».
Она уже была готова протянуть ему руку, но герцог, к ее ужасу, повернулся в другую сторону.
Движение это вышло у него вполне естественным: герцог намеревался заговорить с одним из кузенов де Бантом, которых он, вполне очевидно, хорошо знал.
Но Канеда поняла, что сделано это специально, чтобы избежать общения с ней.
Потом он простился еще с несколькими вышедшими в холл гостями, и дверь закрылась за его спиной.
Какое-то мгновение Канеде хотелось броситься вслед за ним — что бы ни подумали все остальные.
Однако ей стало ясно, что все равно она не сумеет переговорить с ним, так как его провожал Арман и окружали слуги.
И что вообще могла она сказать… только «до свидания».
Сомневаться не приходилось — он отнесется к ней столь же официально и безразлично, как делал это весь нынешний день.
Канеда любила его и не могла поверить, чтобы герцог не почувствовал это. Он должен был понимать, как жаждала она прикосновения его рук, как хотела, чтобы глаза его снова заглянули ей в душу.
Он ведь сказал, что она принадлежит ему, однако это было не так; герцог просто воспользовался этим выражением для описания своего физического желания.
Тем не менее Канеда видела в памятных ей словах знак нерушимого духовного союза.
Поцелуй герцога вознес ее к небу, и там — на краешке луны — она действительно поняла, что принадлежит ему, как и он ей, и что духовно они неразделимы.
«Я его никогда не увижу, — сказала себе Канеда уже ночью, — но всегда буду принадлежать ему душой и телом — потому что ни то, ни другое никогда не достанется иному мужчине».
Теперь она снова должна бежать, но теперь из Франции, потому что страна эта неразрывно связана с герцогом; оставалось только надеяться, что, оказавшись дома, в привычных условиях, она не будет столь отчаянно тосковать по нему.
Камень, выросший в ее сердце, еще более отяжелел; Канеда решила, что никогда не избавится от него… он раздавит ее своей тяжестью и лишит ее жизнь всякой радости.
Все приготовления к отъезду были завершены. Собираясь отправиться в путь пораньше с утра, чтобы вовремя попасть в город, где им предстояло провести следующую ночь, Канеда пошла прощаться с бабушкой в ее будуар.
Она уже распрощалась сдедом. На этот раз, когда она посетила старика в его комнате, он казался спокойнее и, хотя все еще называл ее Клементиной, так и не вспомнил про герцога, а говорил лишь о своих виноградниках и о том, как тревожат его признаки филлоксеры, обнаруженной в одном или двух местах.
Арман успел предупредить Канеду, что они скрывают от старика степень причиненного ущерба, и она постаралась ободрить его.
— Говорят, обнаружены новые способы борьбы с этой болезнью, — сказала она.
— А от кого ты узнала о них? — спросил дед.
Немного помедлив, Канеда ответила:
— От герцога де Сомака, grand-pere. А если он говорит, что средство есть, значит, это действительно так. Он очень умный человек.
— Тебе повезло, моя дорогая, у тебя будет блестящий муж, — сказал дед, похлопав Канеду по руке. — Я знаю, какое счастье ждет вас обоих.
Умолкнув на мгновение, он продолжал:
— Видишь ли, я иногда бываю ясновидящим, особенно в отношении членов нашей семьи, и могу предсказать тебе, моя дорогая дочь, что вы с герцогом составите идеальную пару — я вижу, это написано крупными буквами.
Канеда затаила дыхание.
— Я… надеюсь, что вы… окажетесь правы… grand-pere, — сказала она негромко.
— Я это знаю, — непререкаемым тоном сказал comte. — Вы будете очень счастливы — такое случается лишь у немногих. О, не забудь — своего первого сына вы назовете моим именем. Это порадует меня.
— Я так и сделаю.
Канеда на прощание поцеловала деда и, протягивая руку к двери, услышала за собой стариковский голос. Grand-pere говорил сам с собой:
— Ты хорошая девочка, Клементина, и ты будешь счастлива, чего мы всегда хотели.
Оказавшись за дверью, Канеда не сразу овладела собой. Потом она направилась в гостиную.
Если бы только дед оказался прав; если бы только ей предстояла свадьба с герцогом; если бы только это счастливое будущее не было выдумкой растревоженного, больного ума.
Она приказала себе быть мужественной, не забывать, что жизнь продолжается и никакое ее желание не может соединить ее с герцогом; даже если бы он был свободен, то наверняка не захотел бы ее.
Постучав в дверь бабушки, Канеда подумала, насколько изменилось ее отношение к родственникам и герцогу здесь, во Франции.
Она хотела отомстить герцогу, но причинила боль только самой себе.
Она приехала с ненавистью к де Бантомам, желая унизить их, но вместо этого полюбила стариков.
— Войдите, — услыхала Канеда голос comtesse; та сидела в неглиже, завтракая, прежде чем спуститься вниз.
Протянув руки к Канеде, старая дама сказала:
— Мне бы хотелось, чтоб ты не покидала нас, дорогое дитя. Я так радовалась тебе. И мне теперь будет не хватать твоего присутствия,
— И я буду скучать по вам, grand-mere, — ответила Канеда, понимая, что говорит правду.
— Я забыла сказать тебе об одной вещи, — заметила comtesse, — прости меня за то, что я не сделала
