Не оставалось сомнений — мсье Шарло оказался злобным человеком, каким показался ей с виду.
Мимоза поняла, что, как Сюзетта и предупреждала, он был опасен.
Лучше всего, решила девушка, промолчать.
Она просто закрыла глаза, притворившись, будто не в силах вникнуть в смысл его слов.
Однако Мимоза не сомневалась, что он наблюдает за ней, не сводя глаз. Она чувствовала его желание добиться своего.
Казалось, он ее гипнотизировал.
С огромным усилием она заставила себя по-прежнему хранить молчание.
Она старалась не шевелиться, оставаясь все в той же позе — руки на коленях, голова откинута на подушки.
— Что мне нужно, — медленно сказал мсье Шарло, — так это пятьдесят тысяч франков, чтобы спасти вашего любовника. Если вы не предоставите их мне, прямо отсюда я отправлюсь к мадам Буассен. Она получит письма, которые раскроют ей правду обо всем здесь происходившем.
Он ждал ее реакции, но Мимоза не отвечала, и тогда он продолжил:
— Мои осведомители — а это весьма осведомленные люди — проинформировали меня, что, когда раскрылась предыдущая похожая история, граф поклялся на Библии никогда больше не допускать ничего подобного и не позорить имя Буассенов.
Он перевел дыхание:
— Если мадам Буассен узнает, что он нарушил клятву и навлек позор на нее и детей, она бросит его. Тогда ему ничего не останется, как покончить с собой или голодать в сточной канаве?
Мсье Шарло говорил очень тихо, но Мимозе казалось, словно он громко выкрикивает слова и они эхом отдаются по всему саду.
Она отлично его понимала.
Ее отец рассказывал, как гордятся французы своими родовыми именами, как те, кто принадлежит к «ансьен режим»— родовитому дворянству, — никогда не позволяют и тени скандала затронуть их репутацию.
Ужасно было уже то, что ее горячо любимая сестра вообще жила с мужчиной в греховной связи.
Но оттого, что этим мужчиной оказался такой человек, как граф, распутник и соблазнитель, ей хотелось кричать от отчаяния.
Она любила Минерву, но та росла избалованной, и родители во всем потакали ей.
Никогда не приходилось Минерве соприкасаться с суровой действительностью за порогом ее надежно защищенного роскошного дома.
Она не сумела бы разобраться в человеке, подобном графу Андре.
Она и предположить не смогла бы, что перед ней волк в овечьей шкуре — губитель женщин, любивших его.
Теряя терпение, мсье Шарло спросил:
— Ну и каков ваш ответ? Я получаю деньги или отправляюсь к графине.
— Полагаю… — заговорила Мимоза, — вы… шантажируете меня.
Мсье Шарло рассмеялся, и смех его прозвучал мерзко, в нем не было веселья.
— Я предпочитаю считать, что оказываю большую услугу человеку, которого вы любите. Если бы эти письма, которыми теперь обладаю я, попали в руки кого-либо еще, они могли бы уже появиться в прессе. Они такие нежные, такие страстные!
Его последние слова звучали почти как оскорбление.
— Уверен, вы вспомните их содержание, если хорошенько подумаете. И я не могу поверить, будто ваш отец, столь уважаемый в Англии и в Америке человек, не говоря уже о Франции, был бы доволен, если бы узнал, какая огромная часть его денег проматывалась одним из самых безнравственных людей, когда-либо живших в Париже.
Мимоза подумала: по крайней мере в этом ее собеседник прав.
Она знала, что Клинт Тайсон обожал своих дочь и жену.
Он никогда бы не поверил, что они могут поступить не правильно, тем более что его дочь позволит себе жить с женатым мужчиной, с мужчиной, который коллекционировал женщин, как другие коллекционируют марки.
— Как… мне… поступить? Что… мне ему отвечать? — в отчаянии спрашивала себя Мимоза.
Туг она сообразила, что ее молчание, закрытые глаза и неподвижная поза несколько смутили мсье Шарло.
Она чувствовала, как, пристально разглядывая ее, этот человек пытается понять, вполне ли она осознает все сказанное им.
Действительно ли она понимает, какую огромную сумму он потребовал у нее?
Он ждал.
С неимоверным усилием Мимоза так и не открыла глаз.
Наконец он не выдержал:
— Я дам вам три дня на обдумывание. У меня здесь еще есть дела, и это даст вам время поразмыслить.
Мимоза ничего не ответила.
— Это также даст вам время, чтобы получить наличные в банке. Я не столь глуп, чтобы оставлять какие-либо доказательства своего участия в этом деле или позволить хоть одной душе узнать, что я получил от вас деньги.
Он немного повысил голос:
— Вы понимаете, мисс Тайсон, о чем я вам говорю? Мне нужны деньги, но я хочу получить их от вас так, чтобы никто об этом не знал, и в первую очередь — Сюзетта Бланк.
Вы слышите? Ответьте мне!
Это было приказание, и Мимоза на этот раз не сумела удержаться и не открыть глаза.
Его лицо было очень близко, и девушка прочла злобу в его глазах. Она не сомневалась, что он хотел бы принудить ее согласиться на его требование.
Девушка была испугана, и голос ее дрогнул.
— Я… я… слушаю вас… Я подумаю… над вашими… словами.
— Очень хорошо — думайте! И помните: если я не получаю от вас желаемого ответа и денег, граф Андре пострадает, и его страдания, настоящие муки ада, будут гораздо больше ваших.
Произнеся эти слова, мсье Шарло поднялся со стула и пошел прочь.
Он пересек внутренний двор и вошел в дом. Мимоза могла слышать, как Сюзетта Бланк говорит с ним, ее голос, казалось, звенел от волнения.
Мимоза стиснула руки и оглядела сад.
Сад был все такой же: прекрасный, запитый солнцем. Жужжали пчелы над цветами, в деревьях порхали птицы.
Все оставалось по-прежнему красивым, но змея заползла в райский сад, и девушка не знала, как справиться с нею.
Глава 4
Герцог Элрок прибыл в Париж и сразу же направился к дому на Енисейских Полях, где он всегда останавливался у своего друга виконта Флерри.
После того как они выпили по бокалу шампанского и обсудили политическую обстановку в обеих странах, виконт сказал:
— Сегодня вечером я беру вас с собой на прием.
Герцог застонал:
— Я бы с большим удовольствием пообедал с вами у «Максима».
— Мы сможем зайти туда в другой раз, да и мне кажется, именно на этом приеме вы обнаружите для себя нечто, представляющее особый интерес.
Герцог цинично поднял брови. Он знал, что подразумевается под «особым интересом»в Париже, и решил про себя, что ему сейчас это совсем ни к чему.
— Прием устраивает, — пояснил его друг, — один из самых богатых банкиров Парижа. Он решительно
