ее, если им доведется повстречаться вновь. И все же она надеялась, что свет китайских фонариков был слишком слаб.
Приближаясь к очередному дереву, Антония вдруг услышала голос герцога.
Она не могла разобрать слов, но безошибочно узнала его глубокий звучный баритон.
Тревожась за него и в то же время с горечью представляя, как он обнимает прелестную графиню или же позволяет себе другие вольности, подобные тем, которые они с графом только что наблюдали, Антония громко позвала:
— Атол! Где вы?
Граф бросил на нее злобный взгляд и стремительно рванулся вперед, так и не выпуская руки Антонии из своей ладони. Он не остановился, пока они не увидели герцога с графиней, которые сидели на скамеечке под деревом.
Мужчина и женщина мирно беседовали, и ничто не указывало на то, что между ними происходило что- либо предосудительное. Антония с удовлетворением отметила, что, даже если бы что-то и было, у них хватило бы времени, чтобы отстраниться друг от друга, — ведь она достаточно громко окликнула супруга.
Но тем не менее у Антонии создалось впечатление, что внезапное появление графа сильно встревожило обоих, ибо на мгновение они словно окаменели.
От неожиданности графиня тихонько вскрикнула.
— Жак, как приятно видеть вас здесь, — спохватилась она почти сразу. — Я и не ожидала, что вы придете сюда и присоединитесь к нам.
— Ну, разумеется, — ответил граф, не сводя тяжелого взгляда с Донкастера.
— Добрый вечер, Резонвиль, — поздоровался герцог. — Я только что узнал, что вы снова в Париже.
— Я предупреждал вас в прошлый ваш приезд, чтобы вы держались подальше от моей жены, — агрессивно заявил граф, свирепо сверкая глазами, — но вы не обращаете внимания на мои слова!
— Дорогой друг, — герцог попытался успокоить его, — ваша жена как раз поздравляла меня с моей женитьбой, и я надеюсь, вы сделаете то же самое.
— Вся сила и искренность моих поздравлений наилучшим образом проявится вот так! — ответил граф, поднимая руку.
У него надета была только одна перчатка, другую он держал в правой руке. Теперь он этой перчаткой ударил герцога по лицу.
Графиня пронзительно вскрикнула, а Антония почувствовала, как глубоко в груди вздрогнуло, а затем сжалось ее сердце.
— Я воспринимаю ваш жест как оскорбление! — спокойно проговорил герцог.
— Вы правильно поняли меня, герцог! — резко заявил граф.
— Мой секундант придет к вам завтра утром! — ответил герцог равнодушным тоном.
— Я не намерен ждать, — возбужденно заметил граф. — Мы будем драться завтра на заре.
— Как пожелаете. Я к вашим услугам! — ответил герцог и отвернулся.
Он прошел мимо графа и предложил руку Антонии.
— Полагаю, нам пора распрощаться с хозяйкой дома, — произнес он спокойным, звучным голосом, совершенно лишенным эмоций.
Антония обрадовалась, что может опереться на его руку. Она чувствовала, что еще немного, и силы покинут ее.
Направляясь к дому по дорожкам сада, они слышали, как графиня с рыданиями обращалась к мужу, он же отвечал ей громко и сердито.
Антония и герцог не обменялись ни единым словом — в общем, о чем тут было говорить? — пока не оказались в ярко освещенной бальной зале, где маркиза, стоя у двери, прощалась с отъезжающими гостями.
— Это был восхитительный вечер, — любезно поблагодарил хозяйку герцог.
— Я рада, что вы оба смогли прийти, — отвечала маркиза. — Если вы задержитесь в Париже, буду счастлива видеть вас снова.
— Мы с женой всегда рады повидаться с вами, маркиза, — произнес герцог и поцеловал маркизе руку.
Антония сделала грациозный реверанс, и вскоре они уехали в сторону Елисейских полей в карете, которая ждала их у подъезда.
По дороге домой измученная и терзаемая страшными опасениями Антония, несмотря на то что герцог не проронил ни слова, сама завела разговор о происшествии в саду.
— У меня нет выбора, — спокойно пояснил супруг. — Я должен извиниться перед вами за то, что доставил вам такое беспокойство, но граф давно искал повод, чтобы вызвать меня на дуэль.
Но, припомнив, как бесцеремонно графиня приветствовала герцога на балу, Антония подумала, что, возможно, у графа имелись основания ревновать супругу. И все же Антония удержалась от всяческих комментариев и лишь проговорила с явной тревогой в голосе:
— Он может… убить вас!
— Это маловероятно, — ответил Донкастер. — Большинство дуэлей кончается примирением, в крайнем случае несерьезной раной, — и честь обоих спасена!
— Вы можете быть уверены, что на этот раз дело тем и кончится? — с беспокойством спросила Антония.
Она все еще ощущала на руке силу пальцев графа и помнила ту необузданную ярость, с какой вел себя этот человек, когда преднамеренно наносил герцогу оскорбление.
— Поверь, Антония, — герцог попытался успокоить жену, — тебе не о чем беспокоиться. Когда ты проснешься завтра утром, все уже будет позади.
— М-могу ли я… поехать с вами? — робко спросила Антония.
— Нет, это исключено! — возразил герцог. — Зрителям не разрешается присутствовать при подобном… хм, зрелище! Я уверяю вас, что все это лишь чистая формальность… Средство для успокоения графской гордости.
— Графиня очень привлекательна, — тихо заметила Антония.
— Очень, — согласился герцог, глядя на Антонию изучающим взглядом. — И могу вас заверить, что я был не первым мужчиной, кто нашел ее таковой!
— Но тогда почему вы из-за нее деретесь? — спросила Антония, не понимая, в чем суть всего происходящего.
— Это вопрос чести, уязвленного самолюбия, если хотите, — объяснил герцог. — Я готов признать, поскольку мы говорим сейчас откровенно, что у графа имелись причины негодовать.
— Но не можете же вы… драться с каждым мужчиной, который к вам ревнует, — произнесла Антония упавшим голосом.
— Надеюсь, что такое не случится, — улыбнулся герцог. — Однако этот Резонвиль всегда был вспыльчивым и проявлял склонность к театральным эффектам. Одно время он даже поговаривал о том, что готов вызвать на дуэль самого императора, но, к счастью, его уговорили не выставлять себя дураком.
— А не может… кто-нибудь его отговорить… теперь? — нерешительно произнесла Антония, слабо надеясь услышать положительный ответ.
— Я не император! — усмехнулся герцог. — Но, поверьте, я не боюсь ни Резонвиля, ни кого бы то ни было другого!
Они замолчали — больше не о чем было говорить. Вскоре карета подъехала к особняку на Елисейских полях, герцог проводил Антонию в вестибюль и поднес ее руку к своим губам.
— Как вы понимаете, я должен еще сделать некоторые приготовления, — сказал он. — Спи спокойно, Антония. Надеюсь, что утром, когда мы сядем завтракать, все неприятности уже позабудутся.
Ей захотелось прильнуть к нему, обнять, удержать его — она вдруг поняла, что должна задержать его, не позволить уйти. Но он уже повернулся, вышел из дома, входная дверь закрылась за ним, и вот она слышит, как стучат колеса отъезжающей кареты.
Антония в нерешительности осталась стоять в пустом вестибюле, пока ее внимание не привлек лакей,
