которого, несомненно, она не значила ничего и который, кроме того, вовсе не любил ее?
Она полюбила лорда Мельбурна еще до того, как они уехали в Лондон. Но когда он стал явно игнорировать ее, старался никогда не оставаться с ней наедине, не приглашал танцевать ни на одном из балов, она поняла, что внутри ее возникла пустота, которую не могли заполнить льстивые комплименты, источаемые другими мужчинами.
Она боролась против такого предательства своей подруги, ночь за ночью обвиняя себя в вероломстве, лицемерии, слабости и нерешительности.
Но сколько бы она ни осуждала себя, сколько бы ни изводила упреками, факт оставался фактом: стоило ей увидеть широкие плечи лорда Мельбурна на каком-нибудь светском рауте, или мельком взглянуть на него, поднимающегося по лестнице в Мельбурн-Хаус, или посмотреть на него, сидящего в конце длинного стола за обедом, как сердце ее сжималось в груди.
Она чувствовала, как перехватывает дыхание и дрожь пробегает по телу, и это была несомненная, истинная любовь!
«Боже, не дозволяй мне любить его, пожалуйста, прошу тебя, Боже, не дозволяй», — молила она, но, произнося эти слова в темноте своей спальни, она знала, что было уже слишком поздно!
Она знала теперь, что любила его, когда он пришел в Пещеры спасать ее, любила, когда он держал ее, обливающуюся слезами, в своих сильных руках. Она любила его, когда просила не уходить после того, как он поднял ее по лестнице и положил на кровать!
И теперь она должна выйти замуж за кого-то еще должна выбрать мужа среди многих искателей ее руки, когда сердце ее безвозвратно и навсегда отдано мужчине, который не интересуется ею.
Возможно, с отчаянием думала Кларинда, что, если бы она вела себя по-другому, он заинтересовался бы ею. Затем вспомнила, что все женщины, которыми он увлекался, были темноволосыми. Такой была леди Ромина со своими иссиня-черными, элегантно уложенными локонами, такой была Лиана Роза говорила, что она француженка и что у нее темные волосы.
Она также подозревала, что множество других красивых женщин тоже были прежними подругами лорда Мельбурна. Об этом говорили их злобные и завистливые взгляды, обращенные в ее сторону. Об этом говорили более или менее скрытые намеки бабушки на то, что когда-то эти женщины занимали определенное место в жизни лорда Мельбурна. И все они были брюнетками!
Прошлой ночью Кларинда не могла уснуть до полного изнеможения. И только перед самым рассветом она погрузилась в сон, но каким кошмарным он оказался! Ей снилось, будто она снова попала в руки сэра Джеральда, а толпящиеся вокруг мужчины в масках смеются и глумятся над ее беспомощностью.
Она проснулась с приглушенным вскриком и почувствовала, что вся дрожит. Сон был настолько похож на явь, что она выскользнула из кровати в темное пространство и открыла дверь в коридор.
Свечи слабо горели в серебряных подсвечниках, и в конце коридора, куда выходили двери всех спален, она могла видеть дверь комнаты лорда Мельбурна.
Она была приоткрыта. Комната была освещена изнутри, и Кларинда знала, что он не спит — караулит ее сон, как и обещал.
Она почувствовала, что страх ее исчез. Она очень тихо закрыла свою дверь и скользнула обратно в кровать. Она лежала и думала о нем — о том, как сильно и безнадежно его любит, — до тех пор, пока второй раз за эту ночь не разрыдалась горько и отчаянно.
Если бы маркиза заметила круги под ее глазами и бледность лица, когда они уезжали в деревню, ей нечего было бы сказать.
Кларинда знала, что лорд Мельбурн уже выехал вперед. Она хотела ехать вместе с ним в его фаэтоне, 'ощущать ветер на своем лице и знать, что даже если он не любит ее, то все равно в это мгновение находится рядом с ней.
«Я люблю его», — шептала она и знала, что охвачена непреодолимым желанием скорей приехать в Мельбурн, чтобы снова увидеть его.
Теперь, когда Кларинда скакала в Прайори, она думала о том, избавится ли когда-нибудь от той боли, которую причиняла ей малейшая мысль о нем. Боль пронзала ее, словно удар ножа, но иногда она смешивалась со странным чувством восторженного исступления, — как бы ни были велики страдания, они еще больше воспламеняли ее любовь.
Кларинда была так глубоко погружена в свои мысли, что не заметила, как очутилась в Прайори. Перед ее взором возникло длинное невысокое здание елизаветинских времен, наполовину скрытое деревьями, с остроконечными фронтонами, облицованными красным кирпичом. Это красивое здание было очень хорошо ей знакомо — это был ее дом.
Но почему-то Кларинда натянула поводья и ощутила внезапное желание повернуть в Мельбурн и не входить в этот дом, в котором она жила четыре года.
Она поняла, какую замкнутую жизнь вела в Прайори. Однако лорд Мельбурн заставил ее поехать в Лондон. Он настоял на том, чтобы она расширила свой жизненный горизонт — стала общаться с людьми и имела возможность блистать в светском обществе.
Он был прав, подумала она, он всегда прав! Ей нравился Лондон, даже несмотря на то, что она была изумлена и опечалена тем равнодушием, которое проявлял к ней лорд Мельбурн с того момента, когда они достигли площади Беркли.
Однако ничто человеческое ей не было чуждо, и она наслаждалась ощущением своей красоты, поклонением мужчин и даже шумным одобрением женщин.
Но теперь Кларинда трезво смотрела в лицо реальности. Жизнь будет невыносима, если она не выйдет замуж! Она не сможет жить спокойно в глуши Прайори, потому что будет испытывать постоянный страх оттого, что мужчины в масках, знающие, кем она была, рано или поздно придут за ней.
Она не сможет вернуться в Лондон и посещать балы, потому что все время будет думать о том, что мужчина, пригласивший ее на танец, может быть одним из тех, кто видел ее в роли Венеры в Пещерах.
Даже лорд Мельбурн не мог избавить ее от этого страха.
Кларинда доехала до главной аллеи, спешилась и повела свою лошадь на поводу по тенистому туннелю, образованному могучими ветвями старинных дубов.
С горечью она подумала о том, что все здесь напоминало ей о лорде Мельбурне. Именно здесь она впервые увидела его, сидящего на козлах своего фаэтона, — он выглядел невероятно привлекательным в своей высокой шляпе, лихо сдвинутой набок, и в белоснежном шарфе, красиво подчеркивающем загорелую кожу его лица.
«Если бы я могла знать, что полюблю его», — сказала самой себе Кларинда, подавляя рыдание.
Если бы тогда она смогла забыть о своей ненависти и доброжелательно поприветствовать его, возможно, история их бурных отношений была бы совсем другой.
«Почему я не стала его другом, когда он просил меня об этом?» — задавала она себе вопрос.
Она признавалась самой себе, что постоянно помнила об истории с Джессикой Тэнсли также и потому, что боялась вступать с ним в задушевные разговоры, — ведь тогда бы он догадался, что она любит его.
А это унижение она не смогла бы вынести.
Она не могла позволить ему догадаться о том, что поддалась его обаянию, так же как многие другие женщины. Он был Неотразимым Мельбурном — мужчиной, который овладевал сердцами женщин до такой степени, что они теряли свое достоинство, благоразумие и вели себя подобно леди Ромине — принимали соблазнительный вид, призывно надували губки и старались ненароком прикоснуться к нему.
Кларинда почувствовала дрожь.
«Я не должна думать о нем… Не должна», — говорила она самой себе.
Но как бы она ни старалась, его лицо все время стояло перед ее глазами.
Она подъехала к большой, обитой гвоздями дубовой двери, которая сохранилась еще с первой постройки дома, и с удивлением обнаружила, что она открыта. Старый конюх Нед поспешил взять ее лошадь под уздцы, а на пороге появился Бейтс.
— Добро пожаловать домой, мисс Кларинда, — сказал он.
— Разве вы ждали меня? — спросила с удивлением Кларинда.
— Конечно, мисс. Его светлость заехал к нам по дороге в Мельбурн и сказал, что сегодня вы приедете. Мы так рады видеть вас, мисс Кларинда, и, осмелюсь сказать, вы выглядите еще прекраснее, чем
