угрожающие нотки:
— Неужели ты не намерен позаботиться обо мне?
— Никоим образом! — Герцог был непреклонен.
— Что ж, как знаешь! — Выражение лица леди Марлен не предвещало ничего хорошего. — В таком случае я немедленно вызываю сюда своего брата. Он не только поверит всему, что я скажу, но и тебя заставит рассуждать здраво.
Герцог не сомневался, что граф Стенвик поспешит воспользоваться выпавшей на его долю удачей заиметь в зятья состоятельного человека. Этот братец был отчаянным типом. Такой же решительный, как его сестрица, но только еще более опасный. За ним числились драки, весьма сомнительные дуэли и даже участие в заговорах.
Где бы он ни появлялся, тут же возникали какие-то неприятности. После его периодических визитов в Лондон друзья графа Стенвика, так же как и его враги, вздыхали с облегчением — наконец-то он убрался восвояси!
Герцог не боялся скандала, который может учинить этот проходимец, а также вызова на дуэль, но он не хотел стать объектом газетных сплетен.
Каждая подробность их ссоры с леди Марлен станет предметом обсуждения падкой на такие вещи публики, включая и простонародье, благодаря мерзкой бульварной газетенке «Бомонд», которая не давала покоя таким приличным людям, как герцог Освестри.
Он всячески старался избегать обстоятельств, которые могли бы вызвать о нем сплетни, и вроде бы уже обучился искусству ускользать без ущерба для себя от неприятных ситуаций. Но в данном случае никакого способа избежать скандала ему пока на ум не приходило.
Леди Марлен как будто прочла его мысли и произнесла с ноткой торжества в голосе:
— Гектор мне поверит, можешь не сомневаться! И он сделает все, мой милый Рэндольф, чтобы ты не оставил меня в одиночестве расхлебывать ту кашу, которую мы вместе заварили.
Герцог хранил молчание, и тогда ей пришлось продолжить:
— Будет лучше, если ты сдашься без сопротивления я излишнего шума. В конце концов все равно будет так, как я хочу!
— Из всего нашего разговора я вынес только одно. — Тон герцога был по-прежнему ледяным. — А именно, что меня подвергают шантажу.
Леди Марлен откинула назад свою изящную головку и расхохоталась.
— Если, произнеся это слово, ты намерен был оскорбить меня, то не добился своей цели. Прекрасно, Рэндольф! Пусть я тебя шантажирую… Но я уверена, что, когда мои родственники узнают, как подло ты со мной поступаешь, они не преминут начать шантажировать тебя всем скопом.
Она пристально смотрела ему в глаза, ожидая его реакции. Но на лице герцога не дрогнул ни один мускул. Од был мрачен, холоден, но не более.
Он не желал доставить ей удовольствие заметить, как взволновали его ее зловещие обещания.
Так как он молчал, леди Марлен опять пришлось заговорить:
— Позволь напомнить тебе, что моя тетушка Агнесс — потомственная леди при спальне Ее Величества. Я уверена, что королева будет весьма возмущена твоим поведением. Кстати, мой дядюшка Джордж, хотя ему уже больше семидесяти пяти лет, все еще лорд при дверях королевских покоев. Они пустят такой слушок про тебя по Букингемскому дворцу, что ты уже никогда не отмоешь свою репутацию.
Она с удовольствием отметила, что герцог, выслушивая это, сверлит ее взглядом. Хоть глаза его были черны, как два агата, она уловила закипающий в них гнев.
Он же в это время размышлял, что сам виновен в том, что загнал себя в подобную западню. Но как он мог предположить и кто бы мог знать, что за такой восхитительной внешностью скрываются омерзительная, алчная душа и ядовитое жало гадюки?
В этот момент он испытывал к леди Марлен одно лишь чувство. Это было глубочайшее отвращение. И герцог засомневался в собственном здравомыслии и хорошем вкусе, которым раньше всегда гордился.
Неужели было время, когда он находил ее привлекательной?
Внезапные перемены в настроении этой» женщины были просто удивительны. Леди Марлен вдруг стала олицетворять саму нежность.
— Прости меня, Рэндольф! Я не собираюсь отравлять тебе жизнь. Когда мы поженимся, я постараюсь вести себя хорошо… как только смогу. Мы будем наслаждаться обществом друг друга и вволю повеселимся, как бывало раньше, до нашей глупой ссоры.
Она сделала паузу, как бы надеясь, что он что-нибудь произнесет в ответ. Но так как герцог упорно молчал, продолжила снова:
— Я уверена, что мне будут к лицу фамильные бриллианты Освестри, и я буду устраивать такие приемы, что развернется настоящая борьба за право быть приглашенными на них.
Мечтательная улыбка осветила ее лицо, сделав его еще более очаровательным.
— Подумай, как будет забавно, если ты оставишь своего гнусного братца с носом и не позволишь ему больше залезать в твой кошелек. Я прекрасно знаю, что когда он не притворяется смиренной овечкой, чтобы выманить у тебя деньжат, то ведет себя так, что твои предки ворочаются от возмущения в гробах.
— Я не имею ни малейшего желания обсуждать с тобой поступки Джулиуса, — резко сказал герцог. — Что бы мой брат ни делал, это тебя не касается. Так же, как и мои дела.
На этот раз ему удалось обойти леди Марлен, прежде чем она смогла перехватить его. Герцог уже был у самой двери, когда она крикнула ему вслед:
— Если это твое последнее слово, то я посылаю за Гектором!
— Посылай за кем хочешь, а сама иди к черту! После этого герцог покинул гостиную и твердой поступью проследовал через мраморный холл. На каждый его шаг отзывалось гулкое эхо.
На какой-то момент растерянность промелькнула В глазах леди Марлен, но тут же к ней возвратилось присутствие духа.
— На этот раз ты уже от меня не ускользнешь, — произнесла она вслух громко и уверенно.
Возвращаясь вечером из клуба в своей закрытой карете, герцог по-прежнему был погружен в размышления, которые терзали его мозг и душу на протяжении всего дня.
По причине плохого самочувствия, вызванного встречей с леди Марлен, он отказался от приглашения на торжественный обед в Холланд-хаузе, где его настоятельно просили присутствовать, и отобедал в Уайт- клабе.
Там он повстречал многих приятелей и друзей, которые с удивлением отметили его необычную рассеянность, а вернее, углубленность в себя. По меньшей мере трое задали ему один и тот же вопрос: «Что с тобой приключилось, Рэндольф? Ты впал в такую меланхолию…»
Герцогу очень хотелось поделиться с друзьями своими бедами, но вместо этого он лишь сослался на головную боль и продолжал грустить в одиночестве.
Ему претила любая мысль о неминуемом будущем скандале, но перспектива стать мужем леди Марлен пугала его еще больше.
Даже в то время, когда их физическая близость затмевала его рассудок, он все равно понимал, что леди Марлен способна на самую изощренную жестокость, и, если кто посмеет обидеть ее, она в ответ ужалит без малейших колебаний.
Леди Марлен была переменчива, как ветер, и в любой момент ее сладкая улыбочка могла превратиться в хищный оскал.
Как он мог смириться с мыслью, что получит в жены мегеру, лишенную всяких представлений о морали и нравственности. Женщину, которая готова навязать ему дитя от чужого мужчины, причем негодяя, к которому герцог не испытывал ничего, кроме брезгливости.
Сэр Чарльз Нейсби был известным прожигателем жизни, пройдохой, который существовал только на средства, полученные из весьма сомнительных источников, и, как ходили слухи, способен был даже на жульничество за карточным столом.
И вот дитя, порожденное подобной парочкой, в случае, если это будет мальчик, станет герцогом Освестри. Нет! Герцог никогда не допустит этого надругательства над фамильной честью, чего бы это ему ни стоило.
