что еще утомительнее, соблюдать приличия в обществе».
Лорда Ньюбери он решительно сбрасывал со счетов в предстоящем любовном приключении, хотя нередко мужья бывших любовниц оказывались весьма агрессивны.
На счету герцога были три дуэли с оскорбленными мужьями, и каждый раз он, хотя и незаслуженно, выходил из них победителем.
— Если бы на свете существовала справедливость, — сказал как-то герцог мистеру Грейшоту, — это я, а не бедняга Андервуд, должен был бы носить повязку на руке.
У него были все основания чувствовать себя оскорбленным.
Мистер Грейшот рассмеялся.
— Осмелюсь заметить, — сказал он, — лорд Андервуд проявил немалое мужество, бросив вызов вашей светлости. Некоторые мужья предпочитают закрывать глаза на то, что происходит у них под носом, чтобы не выглядеть слишком глупо.
Надо сказать, что герцог в подобных случаях не испытывал ничего, кроме сожаления.
В такие минуты он говорил себе, что, когда женится, хотя это произойдет еще не скоро, он никогда не позволит сделать из себя рогоносца.
Конечно, это было бы только справедливо, но герцог про себя был уверен, что подобной идеальной справедливости в жизни обычно не бывает.
Чем ближе к Гудвуду, тем ощутимее соленый морской воздух освежал лицо путешественника.
Вокруг, куда хватало глаз, расстилался великолепный ландшафт. По мнению герцога, эта часть Англии была прекраснее всех на свете, а он побывал во многих красивых местах. Чем чаще он сюда приезжал, тем сильнее влюблялся в очарование окрестностей Гудвуда.
Иногда он почти завидовал герцогу Ричмонду, чье поместье располагалось в столь живописной части Англии.
Однако и герцог Уидминстер владел роскошным особняком Уайд. Фамильное поместье располагалось в Бекингемшире.
Густые леса окружали его со всех сторон, подобно оправе, которая еще больше подчеркивает игру драгоценного камня чистейшей воды, вызывая всеобщее восхищение гостей Бекингемшира.
Как раз неделю назад в его доме состоялся грандиозный прием, на котором в роли хозяйки выступала бабушка герцога.
В молодости она была замечательной красавицей, но и теперь, в свои семьдесят три года, сумела сохранить и живость характера, и привлекательность.
Еще в молодости ее светлость снискала славу остроумной и даже язвительной собеседницы. Прямота, с которой она выражала свое мнение, нередко многих шокировала.
Только ей герцог позволял обращаться с собой так, как не позволил бы никому другому. На этот раз ее светлость перед приемом завела с внуком разговор о браке.
— Прошу вас, бабушка, не пытайтесь запугать меня, — улыбнулся герцог. — Я не собираюсь жениться. По крайней мере до тех пор, пока я не состарюсь настолько, что меня перестанет развлекать такая жизнь, какую я веду сейчас. Но думаю, это случится не раньше, чем я буду стоять одной ногой в могиле.
— Но тебе же нужен наследник! — настаивала ее светлость.
— Ну разумеется! — соглашался герцог. — И могу вас заверить, он будет не единственным. Я не собираюсь повторять ошибку моего отца.
Он понимал, что это замечание довольно некорректно, как говорится, удар ниже пояса. Герцог знал, что бабушка всю жизнь корила себя за то, что у нее был только один сын — отец самого герцога, который тоже имел единственного наследника.
— Тем более я советую тебе не терять времени даром, — не смутившись, ответила герцогиня.
— Я понимаю ваши чувства, бабушка, но мои собственные интересуют меня значительно больше.
— Жена вряд ли помешает тебе предаваться привычным удовольствиям, — произнесла герцогиня, словно размышляя вслух. — Ты ведь всегда сумеешь соблюсти приличия. А бедняжка наверняка будет без ума от тебя, как и другие дурочки!
— Однако вы не склонны им льстить, бабушка! — рассмеялся герцог.
— О, я знаю, сейчас ты занят исключительно своими развлечениями, — продолжала герцогиня. — Ты словно павлин, а хорошенькие павы так и снуют вокруг тебя. Но помни: я хочу подержать на руках твоего сына, прежде чем умру.
— Тогда у меня в запасе не меньше двадцати лет! — заметил герцог. — Наша семья известна своими долгожителями.
— Несмотря на все твои комплименты, позволь напомнить, что в подобных развлечениях ты понапрасну растрачиваешь время, умственные силы и энергию! — твердо произнесла герцогиня.
— У меня другое мнение. Мое время принадлежит только мне, так же как и энергия, — отозвался герцог. — А что касается умственных сил, то я немало работаю над законопроектами, которые обсуждаются затем палатой лордов. И хотя вы не хотите этому верить, сам премьер-министр время от времени обращается ко мне за советом!
— Хотела бы я надеяться, что это так! — ответила герцогиня. — И все-таки тебе пора подумать о семье и о будущем, а не тратить все силы на поиски приключений.
Герцог вновь рассмеялся:
— Если мне посчастливится встретить молодую женщину, способную заменить вас в качестве хозяйки дома и с таким же достоинством, как вы, носить семейные драгоценности, я, конечно, попрошу ее стать моей женой!
— Ответ весьма уклончивый! — усмехнулась герцогиня. — Мы оба знаем, что ты никогда не имеешь дела с незамужними женщинами. Я давно собиралась пригласить нескольких молоденьких девушек на предстоящий прием в Уайде и познакомить тебя с ними.
Герцог издал крик ужаса.
— Никогда не слышал ничего более чудовищного! — воскликнул он. — Если вы, дорогая бабушка, приведете в мой дом этих неоперившихся пташек, я уйду немедленно, я делайте с ними что хотите!
Герцогиня беспомощно, но грациозно всплеснула руками.
— Ну хорошо, Инграм, делай как знаешь, но предупреждаю: ты не можешь пренебрегать традициями семьи и игнорировать ту ответственность, которую накладывает на тебя твое происхождение.
— Чепуха! — твердо бросил герцог.
Он поцеловал герцогиню в щеку, но когда внук покинул ее, она еще долго сидела в кресле, и выражение озабоченности не сходило с лица ее светлости.
Герцогиня думала о том, как убедить внука в том, что ему необходим наследник, к которому со временем перейдет огромное состояние семьи.
Сам герцог решительно не понимал, зачем ему обременять себя женитьбой, раз он совершенно уверен, что у него пропадет интерес к жене сразу же после свадьбы. Ведь от нее уже нельзя будет откупиться деньгами или подарками, чтобы потом забыть раз и навсегда.
В своем воображении герцог представлял банальные замечания, которые супруга произносит за завтраком и ленчем, за чаем и за обедом. И так ближайшие тридцать — сорок лет.
И уж конечно, ему придется куда более искусно, чем сейчас, скрывать свои любовные интрижки.
С появлением супруги в его жизни придет конец и дружеским пирушкам, которые он устраивал в Уайде и на которых никогда не присутствовала вдовствующая герцогиня, и вечеринкам в его доме в Лондоне, которые очень нравились его друзьям. Они неизменно просили герцога почаще устраивать такие приемы специально для мужчин.
«Нет, определенно, жена — это обуза, которую я пока не собираюсь на себя взваливать», — твердо сказал себе герцог.
Затем он вновь вспомнил о Фенелле, вспомнил откровенный призыв в ее глазах и подумал, что по прибытии в Беркхэмптон-Хаус ему обеспечен самый теплый прием.
К тому же герцог готов был держать пари, что лорда Ньюбери, который был значительно старше своей хорошенькой жены и совсем не интересовался скачками, не будет в Гудвуде.
Его светлость предпочитал охоту, и герцог решил как-нибудь пригласить лорда поохотиться к себе в поместье.
