два типа: «эрос» – физическая любовь, вызывающая не стыд, а гордость, и «агапе» – любовь духовная, свойственная благочестивым, матерям, патриотам и связанная со всеми культурными интересами.
Так как книгу о похоти почти никто не станет держать на домашней книжной полке, а книга о любви должна быть гораздо шире, чем я наметила, пожалуй, разумно заранее предупредить, что любовь, о многочисленных гранях которой здесь пойдет речь, – это греческий эрос.
Глава 2
ЛЮБОВЬ КАК РЕЛИГИОЗНЫЙ РИТУАЛ
Неспособность западной цивилизации разделять любовь на «эрос» и «агапе» не пошла на пользу никому, за исключением психиатров, содержателей заведений для душевнобольных и адвокатов, специализирующихся на бракоразводных процессах.
В христианскую эпоху существует и всегда существовало внутреннее убеждение в несовместимости секса с религиозностью и добром.
Вряд ли найдется другой такой женоненавистник, как святой Павел, который задал тон, неохотно признав, что мужчине «лучше жениться, чем сгореть»2. Но направленная против любви позиция зародилась в западном моральном кодексе гораздо раньше.
Библейская легенда сообщает, а очень многие религиозные люди верят в ее истинность, об изгнании из эдемских садов первых мужчины и женщины за то, что они стали любовниками. Женщина – прислужница Змея, разносчица всякого зла, разумеется сексуального.
В попытках силой привести человечество к недостижимому – отказу от физической любви, ограничиваясь духовной, – запреты на занятия любовью громоздились один на другой.
Прелаты бормотали о красоте брака, бросая довольно желчные взгляды на возвышающуюся в его центре двуспальную кровать, одновременно намекая, что монастырь гораздо лучше семейной спальни.
Понятие «безнравственность» имело лишь один смысл. Церковникам, по их собственному признанию, нравились новеллы про убийства и грабежи, но они требовали запретить рассказы о безусловно менее гнусном преступлении: внебрачной любви.
Легче всех прочих прощались грехи отравителям. Воровство, мошенничество, предательство, ревность, шантаж могли быть признаны либо преступлением, либо прегрешением. Они не заслуживали громких проклятий, неизбежных при сексуальной измене.
Разумеется, это мужская позиция в мужском мире. Справедливо сказано, что в среднем мужчина первые тридцать лет жизни посвящает соблазну женщин, а следующие тридцать старается не позволять этого другим мужчинам.
Тем временем женщины совершали почти невозможное, оставаясь желанными для мужчин и все-таки соблюдая строгие стандарты сексуальной добропорядочности!
Нашу цивилизацию планировали мужчины. Божество – мужского рода. Законы выдумали мужчины ради обеспечения превосходства мужчин. Экономика зиждется на мужских интересах. Условности, обычаи, табу защищают мужские привилегии и удерживают женщин на отведенном им месте.
Интересно прослеживать, как мужские старания облегчить интересы собственного пола пронизывают каждую грань общества. По отношению к своим любовным интересам и к их объекту мужчина на протяжении двух тысяч лет проводил двойственную политику, и весьма неудачно.
На Востоке отсутствовало царившее на Западе ощущение, что любовь по своей сути – необходимое зло, пока западная цивилизация силой не навязала или, скорее, не предложила его восточным народам в качестве якобы достойного образца для подражания.
Конечно, восточное превосходство богинь над богами и признание физической любви желанной целью не было безраздельно благостным.
Во-первых, это мешало мужчинам преследовать достойные практические цели обретения власти и богатства; во-вторых, повышенное внимание к женской привлекательности означало, что женщин считают скорее забавой, чем общественным или экономическим субъектом.
Они терпели все унижения, неизбежно выпадающие на долю живой игрушки. «Как прискорбно быть женщиной! Ничто на свете не ценят так дешево», – писал поэт Фу Цзянь в III в. до Рождества Христова.
Впрочем, нельзя объективно сказать, будто восточная женщина была или остается несчастнее своей западной сестры.
Кто больше наслаждается человеческим, в частности женским, счастьем – эмансипированная старая дева, заседающая в палате лордов, или индийская крестьянка, состарившаяся в сорок лет из-за недоедания и частых родов? Это спорный вопрос.
Порой мы склонны забывать, что Человек живет не хлебом единым, и всегда забываем, что это относится также и к Женщине.
Пусть любовь в Индии была религией, но представления индусов о браке по контрасту кажутся чуть ли не пуританскими.
Величайший индийский поэт и драматург Рабиндранат Тагор говорил:
«Путь к браку, указанный факелом страсти, имеет своей целью не благополучие общества, а удовлетворение желания. Поэтому в наших шастрах наилучшим считается брак Брахмы. Согласно этому, новобрачную надо отдать мужчине, который ее не просил. Брачные нужды необходимо вызволить из-под контроля сердца и перевести в сферу рассудка; иначе будут постоянно возникать неразрешимые проблемы, ибо страсть не чует последствий, не терпит вмешательства посторонних судей. В брачных целях на стихийную любовь полагаться не стоит».
Чета новобрачных индусов не должна вступать в супружество в первую проведенную вместе ночь. Это не означает запрета на ухаживание друг за другом и выражение своей любви; только совокупление не должно совершиться.
На четвертую ночь муж подходит к жене со словами:
