Шелдон слегка гордился в душе, что он успел познать французский нрав и душу народа. Он чаще всего старался увидеть в людях не недостатки их, а достоинства, и во французах он ценил их жизнерадостность, приветливость и воистину рыцарское великодушие, что, впрочем, слегка поугасло в наступившие тяжелые времена.
Конечно, он не мог не восстанавливать в памяти недавние события, а именно беседу с Кериссой.
«Черт побери! – разглагольствовал один из его знакомых английских снобов. – Не знаю почему, но эти француженки умеют свести британского мужчину с ума. Вероятно, их учат этому с детства».
Такого же мнения он придерживался на протяжении всего вчерашнего вечера по отношению к Кериссе.
Сидя у огня и грея свои очаровательные ножки, лишь совсем чуть-чуть приподняв для этого юбки, она произнесла:
– Я получила хорошее образование. Папа сказал, что ненавидит пустоголовых дамочек.
– Ты училась в школе или в монастыре?
Керисса резко тряхнула головой.
– В такие места я не ходок. Там бы девчонки издевались надо мной, потому что я незаконнорожденная. И дразнили бы меня «вшивой герцогиней». А разве я виновата, что мой отец действительно был герцогом?
Шелдон тут же поспешил сменить тему разговора.
Но теперь, вспоминая эти подробности, он все больше проникался уважением к встреченной им вчера авантюристке.
Он был даже склонен поверить, что ее мамочка родилась в аристократическом английском семействе, близком к придворным кругам.
Во всяком случае, мать Кериссы познакомилась с герцогом де Валенс где-нибудь в Букингемском дворце. Он там пригласил ее на танец, и после этого единственного танца его охватила безумная любовь.
Полковник Арчибальд Уоринг тогда привез свою жену и дочь на лондонский сезон.
Герцог де Валенс на следующее же утро после бала явился с визитом к Уорингам, но был принят холодно.
Мать юной Мадлен сразу же догадалась о брачных намерениях герцога, но весьма мало была польщена его предложением. Как бы родовит и богат ни был этот аристократ, отпускать дочь на чужбину она не желала. Однако ни герцог, ни Мадлен уже не мыслили жизни друг без друга. Они тайно переписывались, и эта любовная почта могла бы составить целый роман. Потом они вновь свиделись, и герцог убедил Мадлен сбежать с ним из родительского дома.
Глядя на Кериссу, нетрудно было поверить, что французский герцог без памяти влюбился в ее матушку Мадлен, если только в матери была хоть половина очарования дочки. Ради такой женщины можно было совершить самые безумные поступки.
И даже для такого опытного наблюдателя человеческих характеров, каким являлся Шелдон Харкорт, было неожиданным, какую метаморфозу сотворила с собой Керисса за время их совместного ужина в интимной обстановке отдельного кабинета.
Сперва она явилась туда как неприступная гранд-дама и превосходно сыграла роль скорбящей вдовы- аристократки.
А каково было выражение ее лица! Боже, такой скорби, трогательной печали нельзя было противостоять!
На его глазах неутешная вдова превратилась в девственницу, впрочем, весьма дерзкую. И все соблазнительное, чем она обладала – локонами, округлыми грудками и нежными ручками, – все это демонстрировалось как бы на витрине воспаленному мужскому взгляду. И все это с такой наивной непосредственностью!
Черт побери, от этого зрелища запросто можно было бы свихнуться!
Шелдон тогда нашел единственную относительно здравомыслящую фразу, которую поспешил произнести:
– Нам обоим повезло, что тебе не надо тратиться на наряды. То, во что ты одета, вызовет к тебе всеобщее сочувствие.
– Да, вы правы, монсеньор. Но к тому же у меня с собой весь гардероб покойной мамочки. К счастью, она всегда предпочитала черный цвет.
Шелдон чуть не зааплодировал, услышав такое высказывание.
Керисса между тем очаровательно улыбнулась и добавила скромно:
– Конечно, мне придется на первых порах довольствоваться скудным гардеробом.
Шелдон промолчал, позволяя милой девушке продолжать свои рассуждения. Керисса разгладила юбку, обрисовывающую округлые колени, и со вздохом произнесла:
– Мне-то, разумеется, нравятся более живые, веселые цвета, но, вероятно, траур вызовет ко мне больше сочувствия и… подчеркнет достоинства моей фигуры…
О, об этих достоинствах не стоило бы ей напоминать! Шелдон едва не накинулся на нее при этом упоминании и не повалил прямо на ковер, рискуя опалить ее локоны в пламени камина.
Но она как бы не заметила его порыва, а Шелдон умело сдержал себя.
– Да, внешний вид очень важен для твоей последующей карьеры, милочка, – сказал он, с трудом шевеля языком в пересохшем от волнения и плотского вожделения рту, – но сначала нужно подсчитать денежки и выяснить, чем мы оба располагаем. Откосвенно признаюсь, что все мое состояние, включая
