Шелдон ответил ей почтительным поклоном.
– Монсеньор! Владелец гостиницы сообщил, что вы любезно пригласили меня отобедать с вами. Я искренне благодарна вам.
Ее английский выговор был безупречен, но все же в нем ощущался легкий акцент, который сам по себе звучал очаровательно. В глазах ее, когда она подняла их и смело взглянула прямо в глаза англичанину, светился призывный огонек, и такой же, как бы приглашающей к чему-то весьма приятному, была ее улыбка, слегка тронувшая ее нежные губки.
– Рад услужить вам, мадам, или мне следует называть вас мадемуазель?
– Я графиня де ла Тур, – представилась гостья и тут же, словно вспомнив что-то весьма важное, издала сдавленный крик и, обернувшись, сердито уставилась на служанку, по-прежнему стоящую у входа.
– Fermez la porte!1 – воскликнула дама. – Нас могут подслушать, и я расстанусь с головой на гильотине, как и мой бедный муж. Почему ты так плохо заботишься обо мне, Франсина?
– Pardonnez-moi, Madame!2
– Оставь мне накидку и отправляйся прочь! И помни; никому ни слова о том, что я здесь, в отеле.
– C'est entendu, Madame3.
Служанка аккуратно положила накидку на кресло, затем, присев в реверансе сначала перед хозяйкой, потом перед незнакомым милордом, вышла из комнаты, плотно затворив за собой дверь.
– Слуги всегда так глупы. Им трудно что-то втолковать.
Графиня пожала прелестными плечиками и даже всплеснула руками в знак возмущения тупостью прислуги.
Шелдон заметил на ее пальце массивное обручальное кольцо, скорее перстень с бриллиантами и жемчугом. Нитка жемчуга обвивалась вокруг ее лебединой шейки, и это были единственные ее украшения.
– Вам следует хоть немного рассказать мне о себе, графиня, – произнес Шелдон. – Не присядете ли?
Она опустилась в кресло, на которое он ей указал, поправила шуршащие пышные юбки и изучающе посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц, как бы раздумывая, может ли она ему доверять.
– Я мадам де ла Тур, – повторила она после короткого молчания. – Слово «графиня» ни в коем случае больше не должно быть произнесено, пока мы еще находимся на французской земле.
Она вдруг издала глухой стон и заломила руки.
– О мой обожаемый супруг! Я смотрела, как он поднимался на эшафот, где его ожидала эта ужасная гильотина! Он не совершил никакого преступления, кроме того, что родился дворянином.
– Я сочувствую вам, вы столько пережили, – вздохнул Шелдон. – Могу ли я предложить вам вина?
– Благодарю, но я бы предпочла подождать, когда будет подан обед.
– Вы начали рассказывать о своем супруге…
– Да-да. Мы жили в поместье вдали от Парижа. Казалось, что революция не коснется нас…
Графиня прикрыла глаза рукой, когда страшные воспоминания возникли перед ней.
– О Боже! Как мы ошибались! Месяц назад…
Она не в силах была продолжать.
– Я понимаю, – сказал Шелдон. – Я тоже потерял многих своих друзей.
– Вы были в это время в Париже, монсеньор?
– Да, в Париже, и думал, что дела понемногу наладятся, пока этот идиот Барер не потребовал, казнить короля якобы ради общественного спокойствия.
– Несчастный король! – прошептала графиня. – У меня сердце обливается кровью при мысли о королеве и ее детях. Она сделала паузу, потом спросила:
– И после расправы над Людовиком вы, монсеньер, решили вернуться в Англию?
– Я был вынужден покинуть Париж. Я убежден, как и все англичане, живущие во Франции, что скоро начнется война.
– И притом справедливейшая из войн! – подхватила графиня. – Но это означает, что вы… вы… – отчаяние перехватило ей горло, – вы благополучно возвращаетесь к себе домой, а я… ступаю в неизвестность…
– У вас есть друзья в Англии?
– Может быть, я встречу там знакомых среди эмигрантов… но как их найти?
Шелдон удивился:
– И вы решились предпринять путешествие в одиночестве?
Графиня грустно улыбнулась.
– У меня есть Франсина, которая печется обо мне с детства, и Бобо, мой личный слуга. Он гораздо сильнее, чем кажется с виду.
– Бобо, вероятно, не так молод, как может показаться на первый взгляд, мадам.
