— Как же вы простодушны, милочка! Никогда не поверю, чтобы актриса пользовалась своим подлинным именем. Они всегда выбирают себе что-нибудь броское, чтобы привлечь внимание публики.
— У нее была семья? — спросила я.
— Не имею ни малейшего представления, — ответила леди Моника. — Неужели вы думаете, что я буду забивать себе голову такими вопросами? Мы, конечно, отказались встречаться с ней и вообще иметь с ней дело. Только после ее смерти и того страшного скандала мои родители дали понять, что они знали о ее существовании. А до этого они просто закрывали на все глаза. Нам всем было стыдно за Филиппа.
Вот и все, что смогла мне сообщить леди Моника. Она еще долго вспоминала прошлое, рассказывала, какое впечатление произвело самоубийство Нади, в каком подавленном состоянии находился Филипп. Ее болтовня оказалась полезной с той точки зрения, что я выяснила — Надя была знаменита. Значит, решила я, у меня есть возможность узнать больше, обратившись к посторонним, к тем, кто имел отношение к самой Наде, а не к Филиппу.
Мне стало любопытно, какого рода танцы она исполняла. Теперь понятно, откуда ее изящество и совершенная линия плеч, почему ее изображение на портрете окружено таким ореолом красоты. Она была не столько красива, сколько непередаваемо грациозна. После разговора с леди Моникой я нередко представляла, как Надя плавно скользит по сцене под звуки странной музыки, как она замирает, на мгновение превращаясь в статуэтку дивной красоты.
Меня с детства привлекали рассказы об Индии. Я предположила, что она выступала с индийскими церемониальными танцами, немного переработав их с учетом восприятия европейской публики, но оставив, насколько возможно, все традиционные жесты и движения, которым с детства обучаются все девочки в Индии.
Наверное, Филипп испытывал непередаваемое облегчение, когда, оставив фронтовые окопы, оказывался в таинственной атмосфере, создаваемой танцами Нади! Я могла понять Филиппа, который был большим ценителем прекрасного и находил в нем утешение. Красота давала ему покой и возможность хоть ненадолго забыться. Возможно, так все и началось, а потом он обнаружил, что они любят друг друга.
Как сильно, должно быть, он любил ее! Я все еще ощущала пылкие поцелуи, его жаркие объятия, все еще слышала биение его сердца. Не может быть, чтобы эти эмоции были вызваны любовью ко мне. Такого Филиппа знала Надя, такого Филиппа я, возможно, никогда не узнаю, если только не сдерну покров тайны с прошлого.
Перед тем как уйти от леди Моники, я задала ей еще один вопрос, давший мне в руки тонкую ниточку, которая, как я надеялась, приведет меня к решению этой загадки и поможет сохранить любовь Филиппа.
— А когда все это случилось? — спросила я. — Через сколько лет после войны?
Как всегда, леди Монике было трудно сосредоточиться.
— Сейчас подумаю, — сказала она. — Война закончилась в 1918 году, правильно? Я это хорошо помню, потому что работала в госпитале, когда пришло известие. Так, Филипп встречался с ней всю ту зиму. Да, я уверена — ведь весной они вместе поехали в Монте Карло. Вы представляете, что потом об этом говорили! Думаю, большинство маминых друзей не общались с ним все лето и следующую зиму. Должно быть, да, должно быть, она погибла в 1920 году. Я почти не сомневаюсь в этом. Не помню, когда точно, но все произошло в 1920 году.
Я поцеловала ее на прощание.
— Мне так понравилось у вас, — сказала я.
— Приходите еще, — сказала она, — и берите с собой Филиппа. Я считаю, что это ужасно приятно, когда можно привести с собой мужчину, правда?
— Да, конечно, — ответила я. — До свидания, леди Моника. Спасибо.
Вернувшись домой, я обнаружила, что Анжела давно с нетерпением ждет меня, чтобы заняться моим приданым. Она пребывала в страшном возбуждении, как будто это была ее свадьба. Я испытывала угрызения совести, так как уделяла мало внимания тому, что беспокоило Анжелу и стоило Генри огромных денег, хотя он сам предложил платить за все. Меня можно было назвать или неблагодарной, или недостаточно заинтересованной.
Мы начали спорить по поводу подвенечного туалета. Анжела хотела, чтобы я походила на Снежную королеву в огромном кринолине из белого тюля, но я чувствовала, что такой наряд будет выглядеть неуместно в маленькой деревенской церкви. Мне хотелось быть в атласном платье самого простого фасона с традиционным венком из лилий.
— Но ты не можешь появиться в атласе, — горячо настаивала Анжела. — Как ты не понимаешь, Лин, что твоя фотография появится во всех английских газетах! Твоя свадьба — самое важное событие сезона, и я просто сгорю от стыда, если ты решишь появиться в этом ужасном старомодном белом атласе. Тогда обращайся к деревенской портнихе.
— Хорошо, — сдалась я. — Выбирай то, что считаешь нужным. Только помни, что в нашей церкви очень узкий проход, более того, папе с мамой не понравится, если я буду так разодета.
— Предоставь это мне, — заверила меня Анжела. Я не стала спорить только потому, что уже успела устать от постоянных споров о платье. К тому же этот вопрос меня мало волновал. Мною постепенно овладевал страх перед тем, что ждало меня в будущем. Ведь свадьба ничего не значила, пока существовала разделявшая нас стена. Два дня назад Филипп сообщил мне, что есть вероятность его назначения вице- королем Индии.
— Ты не против? — спросил он.
— Я могу только гордиться, — ответила я, сделав вид, будто новость удивила меня; на самом же деле я испытывала горечь от того, что рассказ Генри подтвердился во всех отношениях. — Премьер-министр, должно быть, доволен! — непроизвольно вырвалось у меня.
— Что ты хочешь этим сказать? — резко спросил он. Я сообразила, что чуть не выдала себя.
— Я слышала, что ему было трудно подыскать подходящую кандидатуру, — ответила я. — Разве не так?
— Этот вопрос обсуждался довольно давно, — сказал Филипп.
Мне показалось, что у него возникли некоторые подозрения, но он больше не возвращался к этой теме.
Мы сидели в его комнате в Чедлей-Хаусе. Нам неожиданно выпала возможность пообедать вдвоем, так как хозяйка дома, в который мы были приглашены, в последний момент известила всех гостей, что обед откладывается, так как ее дети заболели корью.
— Мне надо съездить в Палату, — сказал Филипп, бросая взгляд на часы. — А ты чем займешься?
— Я свободна до половины четвертого, — ответила я. — Можно мне остаться здесь и посмотреть книги? Делать мне все равно нечего, а на улице жарко.
— Конечно, — ответил он. — Встретимся за ужином, хорошо?
— Да, — сказала я. — Ты помнишь, что сегодня Анжела устраивает прием?
— Естественно, — проговорил он. — В честь французского посла. Разве я не предупреждал, что у нас не будет ни единой свободной минуты.
— Ты был абсолютно прав! — вздохнула я. — Надеюсь, когда-нибудь нам удастся посидеть вдвоем, без снующих вокруг нас толп. Слава Богу, что ты хоть изредка попадаешь в мое поле зрения, когда появляешься на другом конце длиннющего стола — в противном случае у меня возникли бы сомнения по поводу того, что мы с тобой присутствуем на одном и том же приеме.
— Помолвленным нужно разрешать сидеть рядом, — сказал он. — Я не понимаю, почему все так стараются рассадить нас подальше друг от друга.
— Чтобы дать нам возможность убедиться в правильности принятого решения, пока мы не связали себя священными узами.
— Да, нам не грозит надоесть друг другу за эти дни, — засмеялся он. — До свидания, Лин. — Он поцеловал меня в щеку и направился к двери. — Позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится.
— Хорошо, — ответила я. — До свидания, Филипп. Наш спокойный обед доставил мне огромное удовольствие.
Выждав немного, я отложила «Тотлер»и обошла комнату. Я пришла в восхищение от полок, заполненных дорогими книгами в красивых переплетах. Как часто я мечтала о такой библиотеке! Я
