цыпленок, не знающий жизни – за кого ты выйдешь или не выйдешь замуж! Только я могу решать это за тебя, и все, что ты должна делать – это повиноваться мне! Ты слышишь?
Он проревел последний вопрос, и Делора, будучи не в силах больше вырастить это, повернулась и побежала из гостиной назад, в спальню, где она оставила свои вещи.
Ворвавшись в комнату, она к своему огромному облегчению обнаружила там Эбигейл. Она бросилась в объятия старой служанки со словами:
– Ах… Эбигейл… слава Богу… вы здесь!
А затем разрыдалась.
После завтрака с Дензилом, постоянно ворчащим и считающим отвратительной еду, которая Делоре казалась просто восхитительной после скудного судового рациона, она поднялась к себе отдохнуть. Эбигейл, находившаяся в комнате, сказала ей:
– Его светлость предполагает, что вы будете отдыхать по крайней мере часа два, миледи, и решил поступить так же. Я собираюсь сходить в Адмиральский дом и проведать капитана.
– О, Эбигейл, вы можете это сделать? – воскликнула Делора. – Я собиралась спросить у его светлости, можете ли вы продолжать присматривать за капитаном, но он не дал мне возможности. К тому же сейчас он сердит на меня и отвергнет любой довод, предложенный мной. Фактически, ему доставляет удовольствие просто отказывать мне.
– Не волнуйтесь, миледи, – сказала Эбигейл. – Будет лучше вообще ничего не говорить его светлости. Вы и так уже достаточно расстроились; представляю, как переживал бы капитан, узнай он об этом.
– Не говорите ему… пожалуйста, не говорите! – взмолилась Делора. – Он все равно ничего не сможет сделать… а я не хочу, чтобы он ссорился с братом.
– Я ничего не скажу, – пообещала Эбигейл, и Делора увидела понимание в ее глазах.
После ухода Эбигейл она поняла, что ее старая служанка – единственный человек, на которого она может положиться.
Когда два часа спустя Эбигейл вошла в ее комнату, Делора нетерпеливо поднялась с кровати и спросила:
– Ну как он?
– Он храбрый джентльмен, – негромко ответила Эбигейл. – Я проследила за тем, чтобы ему было удобно, а рана, поверите или нет, даже в лучшем состоянии, чем я смела надеяться.
– О, Эбигейл, как я вам благодарна! – воскликнула Делора.
– Разумеется, капитан спрашивал о вас, миледи.
– И что же вы ему сказали?
– Я сказала, что вы держитесь молодцом.
– А он не спросил… когда я… выхожу замуж?
– Я бы в любом случае не смогла сказать ему того, чего не знаю сама.
Эбигейл занялась приготовлением для Делоры одного из ее очаровательных летних нарядов, одновременно размышляя о том, что никогда раньше не встречала человека, страдающего сильнее капитана, физически и душевно.
«Как жаль, – сказала она сама себе, – что они не могут быть мужем и женой, как это было предначертано судьбой».
Она знала, что произнесенные вслух слова эти не принесут пользы ни Конраду, ни Делоре, которую она боготворила, даже когда та была еще ребенком.
– Заботьтесь о ней, – сказал Конрад, – и, если это возможно, помогите ей стойко перенести выпавшие на ее долю испытания.
Эбигейл слышала боль в его голосе и знала, что он только и думает о том, что может означать брак с таким человеком, как лорд Граммель.
Даже за короткое время его пребывания в Доме Адмирала Конраду же успели рассказать о невоздержанном характере и возмутительном поведении губернатора.
Капитаны других английских судов, стоящих в гавани, равно как и служащие порта, потянулись в Дом Адмирала, «как только Конрад был переправлен на берег.
Диккен пытался занять гостей, в то время как Барнетт с отчаянием в голосе объяснял, что для капитана сегодняшний день и так был слишком насыщен событиями и что никто не может быть допущен к нему, пока капитан без движения лежит в кровати, к которой он теперь прикован на достаточно долгое время.
И очень неохотно, только после того, как Конрад, вопреки своей умеренности в напитках, выпил стакан кларета, Барнетт позволил посетителям, одному за другим, побыть с ним несколько минут.
Первым был командир брига, стоящего в гавани, который не счел нужным соблюдать формальности старшинства». хотя был выше по званию, чем Конрад.
– Рад видеть вас, Хорн! Ваша слава опередила вас. Нет ни одного судна, пришвартовавшегося у этого острова, на котором бы не говорили о вас и ваших подвигах. Самим Нельсоном так не восхищались.
– Вы смущаете меня, – запротестовал Конрад, – но я рад видеть вас, Форестер. Как долго вы уже здесь?
– Почти два месяца, – ответил Форестер. – Мой корабль был практически потоплен капером, но нас спасло английское судно, и отбуксировало до гавани. Пройдет по крайней мере еще месяц, прежде чем я смогу снова выйти в море.
– Но, кажется, это довольно приятный для отдыха остров, – заметил Конрад.
