— Но если мы не объявим об эвакуации, они все равно побегут. Это будет стихия, еще больший хаос.
— Уже бегут.
И это была сущая правда. К вечеру начался великий исход из страны Израиль. Как бы повинуясь некоему стадному чувству, все жители Тель-Авива устремились на дороги, ведущие к морю. Машины, велосипеды, автобусы застревали намертво в пешей толпе, двигающейся в том же направлении. Никто не поддерживал порядок в этой толпе, да она в этом и не нуждалась: люди двигались будто во сне, разом лишившись сил и энергии. Изредка по радио их призывали к спокойствию. Обращение премьер-министра к народу, переданное по телевидению, ни в кого не вселило уверенности. «Мы переживем это бедствие, как пережили все предыдущие, — говорил он. — Правительство не поддастся на шантаж, так поступали и все прежние правительства. Господь не оставит свой народ. Я призываю граждан сохранять спокойствие и не покидать своих жилищ, пока не поступят указания».
Но к тому времени дома уже были оставлены, и паника из Тель-Авива перекинулась на другие города и поселки.
В Иерусалиме между тем продолжался повальный обыск, в нем участвовали сотни и тысячи солдат и полицейских, и ни один из участников не верил в успех. В пригороде Кириат Хайовел поймали молодого солдата-дезертира и расстреляли на месте.
— Порядок должен быть, — сказал офицер, командовавший расстрелом, а у самого слезы стояли в глазах.
Незадолго до 22:00 комитет принял решение. Армии приказано было отправить команду инженеров к Стене плача и установить там оборудование для взрыва. С ними отправился наряд вооруженных полицейских. Министру внутренних дел поручили собрать мэров из пятидесяти городов и поселков на сирийской границе возле Кунейтры. Были сделаны приготовления во всех тюрьмах — предполагалось освободить около трехсот заключенных там арабов.
В 22:30 радио Израиля передало первое заявление для «Шатилы» — от имени правительства ей было предложено вступить в переговоры. Часом позже в итальянское агентство новостей Рима поступило ответное сообщение: никаких переговоров, требования «Шатилы» подлежат неукоснительному исполнению.
Сразу же последовало сообщение по сирийскому радио: президент этой страны, невзирая на предупреждение Соединенных Штатов, готов принять мэров в качестве заложников, поскольку считает, что тем самым откроется путь к переговорам.
Глава 32
— То, чего вы добиваетесь, с политической точки зрения немыслимо, — сказал Вэллат. Он, как всегда, казался изможденным, интонации его были тщательно выверены, а устремленный на Баума взгляд не выражал никаких чувств. Баум усилием воли удержал на своей физиономии бодрую улыбку.
— Действительно, несколько необычное предложение. Но почему невозможное?
— Посудите сами, господин Баум. Министр обороны утверждает категорически: похищена одна плутониевая боеголовка без детонатора. Министр, как вам, безусловно, известно, — ближайший соратник президента в коалиционном правительстве, и сугубо политические соображения не позволяют нам выступить с опровержением его слов. Это могло бы привести к нежелательным последствиям, вызвать раскол в правительственных кругах, поставить страну перед необходимостью новых выборов.
— Что ж в этом такого ужасного?
Мимолетная улыбка пробежала по тонким губам Вэллата:
— Ни один политик не подвергнет свою судьбу такой опасности без крайней необходимости. Президент и так уж вынужден терпеть премьер-министра, чья политика для него совершенно неприемлема. А теперь еще вы хотите подорвать доверие к ближайшему союзнику, разоблачив того как лгуна. Да ведь прессе этого будет достаточно, чтобы распять нынешнюю администрацию на кресте! Выкиньте эту мысль из головы, прошу вас.
— Можем мы хотя бы конфиденциально предупредить израильские власти, что на их территории находятся две бомбы?
— Это означало бы, что мы признаем бомбы своими, французскими, а ведь мы до сих пор этого не сделали и не собираемся. Поступи мы так — и политическое будущее президента скажется в руках израильских властей, а уж они-то не преминут этим воспользоваться, уверяю вас. Стоит только пригрозить нам публичным заявлением — мол, французы сказали то-то — и придется выполнить любое их требование.
Вэллат против обыкновения даже позволил себе покачать головой в знак отрицания самой возможности эдакого конфуза.
— Нет, господин Баум, нет. Более того — любая утечка информации, появление в печати каких-либо намеков вызовет против вас и ваших коллег… — Он не счел нужным заканчивать фразу, и так все было ясно.
Баум с усилием поднялся со стула:
— Благодарю вас, господин Вэллат.
— Право, не за что. Наилучшие пожелания господину Вавру.
Уже на пороге Баум снова услышал скрипучий голос:
— Прошу иметь в виду — ваше мнение о том, что похищены две ядерные боеголовки, я не вношу ни в какие официальные протоколы. Ведь нет конкретных доказательств, что министерство обороны по этому поводу ошиблось.
— Ничего не вышло, — сказал Баум Бен Тову. — С самого верха запрет идет. Если я ослушаюсь, тут головы покатятся и нам с тобой больше не сотрудничать: я первым вылечу.
— Но ты абсолютно уверен, что две?
— Абсолютно.
— Как мне своих-то убедить, если они пляшут от той версии, которую им подсунули в Париже?
— Эта версия — вранье.
— Понятно. Но моему шефу ничего не докажешь. Я тут на него наорал, так меня отлучили от всех контактов с министерствами и на заседания комитета больше не зовут. Вся информация через него, а он зациклился на однобомбовой теории. Она его греет. У него воображения напрочь нет. Твердит, что не может же французское правительство решиться на такую ложь! И не могут паршивые арабские террористы спереть, переправить и спрятать целых две атомных бомбы! Мало ли что Бен Тов там болтает, одна бомба — и всё!
— Постарайся найти кого-нибудь поумнее. Этому умнику вот еще что скажи: между майором Савари и сирийцами контакт что-то уж больно тесный. Это изобличает Сирию как соучастника. Вашим руководителям следует знать такие вещи.
— Что-нибудь конкретное?
— Нет, только сам факт.
У себя на столе Баум нашел запись телефонных разговоров, сделанную в квартире Таверне. Нынешним утром хозяин квартиры звонил в контору:
«— Билет взяли?
— Да, месье. На субботу, рейс в 9:30 из Орли до…
— Понятно, понятно, незачем обсуждать подробности по телефону. Кто мне звонил?
— Господин Караччи несколько раз. Просил передать, что у вас есть время до середины дня в субботу».
Баум усмехнулся, перечитал запись. Да, похоже, не только контрразведка его пасет, но и люди Караччи. Боятся, что смоется, он им наверняка должен кучу денег. Грех этим не воспользоваться.
Первым делом по его просьбе мадемуазель Пино выяснила, что это за рейс — в субботу в 9:30 из аэропорта Орли. Баум тут же позвонил Джо Ледюку из уголовного розыска:
— Окажи мне еще одну услугу, приятель.
— Всегда рад, только свой должок растет, помнишь?
— У тебя вроде бы в банде Караччи есть осведомитель.
— Допустим.
