население в степи Восточной Европы. И англичане, конечно, могли не сомневаться в том, что им предстояло участвовать в насаждении германизма в Литве и Эстонии.
Для характеристики германских амбиций существует свидетельство, еще более ценное, чем документ 1017 P.S.: собственные слова Гитлера.
Это было 16 июля 1941 г., во время большого совещания по вопросам реорганизации Восточных областей (документ L. 221). Германские танки были уже в Ельце, — приближаясь к Москве. Русские армии поспешно отступали. Победа была почти в руках и фюрер говорил с авторитетом триумфатора.
Он начал с того, что разнес один французский журнал правительства Вищи за его «бесстыдную наглость»: журнал осмелился написать, что война в России должна вестись ко благу всей Европы, как целого. Он, Гитлер, хотел, чтобы война велась ко благу Германии и больше никого.
«Мы не должны, — сказал он, — опубликовывать действительные наши цели, но мы должны знать точно, чего хотим.
Надо действовать так, как мы действовали в Норвегии, Дании, в Бельгии и в Голландии. Мы объявим, что мы вынуждены оккупировать, управлять и умиротворять; что это делается для блага населения; что мы обеспечиваем порядок, сообщение, питание. Мы должны изображать себя освободителями.
Никто не должен догадываться, что мы подготовляем окончательное устройство, но это не мешает нам принимать необходимые меры — высылать, расстреливать — и эти меры мы будем принимать.
Мы будем действовать так, как будто мы здесь только временно. Но мы-то хорошо будем знать, что мы никогда не покинем этой страны».
Прежде всего надо было окончательно укрепить прочность Великого Райха.
«Никогда в будущем, — заявил Гитлер, — не должно быть допущено образования военного могущества к западу от Урала, даже если бы нам пришлось бороться 100 лет, чтобы помешать этому. Все мои преемники должны знать, что положение Германии прочно лишь постольку, поскольку к западу от Урала нет иной военной державы. Наш железный принцип отныне навсегда будет заключаться в том, что никто другой, кроме немцев, не должен носить оружие.
Это главное. Даже если мы найдем нужным призвать подчиненные народы к несению военной службы, — мы должны от этого воздержаться. Одни немцы смеют носить оружие и никто больше: ни славяне, ни чехи, ни казаки, ни украинцы».
Затем Гитлер перечислил те земли, которые по праву военной добычи должны принадлежать Германии.
Крым:
«Крым должен быть очищен полностью от своего теперешнего населения и заселен исключительно немцами. К нему должна быть присоединена Северная Таврия, которая также войдет в состав Райха».
Часть Украины:
«Галиция, принадлежавшая бывшей Австрийской Империи, должна стать частью Райха».
Прибалтика:
«Все балтийские страны должны быть включены в состав Райха».
Часть Поволжья:
«Область Поволжья, заселенная немцами, также будет присоединена к Райху».
Часть Закавказья:
«В Баку мы образуем германскую военную колонию».
Кольский полуостров:
«Мы сохраним за собой Кольский полуостров ради рудников, которые там находятся».
Никто не осмелился возражать, даже Геринг. Три месяца назад он обратил внимание фюрера на то, что долгая оккупация столь обширной страны, как Россия, явится непосильным бременем для Германии. Теперь он молча принимал этот безумный план экспансии и завоеваний. Итак, Прибалтика, Галиция, Крым с Северной Таврией, Баку, низовье Волги, Кольский полуостров — входят в состав Германии; вся остальная Россия, в том числе и Азиатская, разделена на вассальные государства, которые должны держаться в повиновении при помощи военной силы Германии. Далее — вся центральная Европа. Все побережье Северного моря с Данией, Голландией, Бельгией и Северной Францией. Затем колонии. К этому еще цепь баз и опорных пунктов, список которых найден в одном из документов Министерства Иностранных Дел: Трондхейм и Брест, которые должны были навсегда остаться германскими военными портами, Дакар, Канарские острова, Святая Елена, Коморские и Сейшельские острова, Св. Маврикии, Занзибар… Такая империя превосходила все самые безумные и эфемерные образования, какие знает история. Она далеко превышала силы Германии, даже победоносной, и не могла быть прочной в силу закона природы, который не допускает чудовищ. И окружение Гитлера, — среди которого были и люди интеллигентные, образованные и со здравым умом, — слушало, соглашалось и аплодировало.
Геринг, однако, хотел знать, какие территории обещаны союзникам Германии. Гитлер нахмурил брови. Ему не хотелось что-либо уступать. Ему казалось, что у него это крадут.
«Ничего определенного не обещано ни словакам, ни венграм, ни туркам. Антонеску заявляет претензии на Бесарабию и Одессу. Наши отношения с Румынией хороши, но никто не может знать будущего и мы не должны преждевременно намечать границы.
Финны хотят Восточную Карелию, но они не получат Кольского полуострова, который мы оставляем себе. Они также требуют район Ленинграда: я снесу до основания Ленинград и отдам им территорию».
И он прибавил, как бы грезя:
«Я сделаю из завоеванных стран земной рай».
Земной рай! Гитлер хотел придти к нему, начав с установления ада. Незадолго до начала войны, в мае 1941 г., — рассказывает Гальдер, — фюрер собрал старших генералов армии. В этот день он снова был возбужден и раздражен.
«Война с Россией, — сказал он, — не может вестись с соблюдением закона чести. Она является одновременно борьбой идеологий и борьбой рас; и она должна вестись с небывалой до сих пор беспощадностью. Господа офицеры должны позабыть на этот раз свои рыцарские традиции. Я хорошо знаю, что такой образ мыслей плохо умещается в представлениях гг. генералов и меня это очень огорчает, но тем не менее мои приказания должны быть выполнены неукоснительно.
Я знаю, что мои СС не будут рассматриваться Советским Союзом как комбатанты. Я вывожу из этого следствие, что советские политические комиссары должны быть расстреливаемы.
СССР не присоединился к Гаагской конвенции. Благодаря этому, нарушения нашими войсками международного права должны оставаться безнаказанными, кроме тех случаев, когда нарушаются законы уголовные, как убийство и изнасилование».
«Докончив свою речь, — продолжает Гальдер, — Гитлер вышел из комнаты, не добавив ни слова. Присутствовавшие чувствовали себя оскорбленными и обратились к Браухичу с протестом. Маршал заявил, что он будет с этим бороться и он добьется того, что приказы фюрера по этому пункту будут изменены. Он тут же составил текст приказа об обращении с пленными политическими комиссарами и послал его в ОКВ, подчеркнув, что армия не должна выполнять никаких иных приказов».
Иодль заявил следующее:
«Между фюрером и генералами существовало основное расхождение во взглядах на войну с Россией. Генералы видели в ней войну двух армий, в то время как фюрер настаивал на том, что это борьба на истребление двух взаимно исключающих форм цивилизации. «Вы смотрите на войну так, — говорил он, — как если бы вы думали, что на другой день после перемирия победитель и побежденный могут подать друг другу руки. Вы не понимаете, что законы, управляющие другими войнами, неприменимы в нашей борьбе с Россией. Ваши рыцарские представления здесь неуместны и просто смешны».
«Во время осады Ленинграда, — рассказал дальше Иодль, — генерал фон Лееб, командующий северной группой армий, сообщил ОКВ, что потоки гражданских беженцев из Ленинграда ищут убежища в германских окопах и что у него нет возможности их кормить и заботиться о них. Фюрер тотчас отдал приказ не принимать беженцев и выталкивать их обратно на неприятельскую территорию».
Этот приказ сохранился — документ S. 123, датированный 7 октября 1941 года, гласит
