«Боеспособность русской пехоты постепенно уменьшается, хотя обучение ее заметно улучшилось. С другой стороны, качество вооружения быстро прогрессирует (автоматы, минометы и т. п.). Артиллерийское дело поставлено на широкую ногу. «Ежемесячно выпускается 1.200 орудий.
Принцип пользования артиллерией состоит в сосредоточении огня на узких секторах, по германскому методу. С этой целью созданы артиллерийские корпуса. Расходование снарядов максимальное.
Соединения специального назначения (противотанковые полки, мортирные полки) формируются в большом масштабе.
В начале войны советская армия имела 21.000 танков, большей частью легких и устарелых. К 1 октября 1943 года она имела уже 9.000 тяжелых танков последней модели. С июня 1941 по октябрь 1943 года советская армия потеряла 52.000 танков. Месячная продукция — 1.700 танков. Создаются тактические соединения для действий на далеком расстоянии (проникновение в глубину и операции окружения). Использование центров тяжести.
Советская авиация значительно уступает нашей, но надо признать, что ее командование, организация и материальная часть значительно улучшились. Появление в большом количестве новых советских штурмовиков особенно досаждает нашим войскам.
После 1941 года советское командование восприняло германские методы. Лозунг 1941: «Шаг за шагом назад» больше не существует, и тактические движения при отступлении теперь стали правилом. Командование стало более гибким. Оно умеет схватить момент слабости противника и искусно использовать начальный успех.
Несмотря на первоначальные потери, Красная армия сейчас значительно усилилась, благодаря новым мобилизациям и непрестанным пополнениям. Состав армии был минимальным 1 января 1942 года — всего лишь 2.300.000 человек. Сейчас он достиг максимума — 5.500.000 человек. Сверх того сейчас идут новые призывы и формируются тактические резервы для зимней кампании (около 50 дивизий).
В настоящий момент Красная армия насчитывает 327 дивизий пехотных и 51 танковую».
Это картина армии, постепенно усиливающейся, армии, все время пополняемой из неисчерпаемых ресурсов огромной неистощенной страны, армии могущественной, несмотря на все потери. Образ армии, которая прошла суровую школу поражений, но сумела их использовать для своего усиления.
Против этой армии Германия имела 200 своих дивизий плюс 10 дивизий румынских и 6 венгерских. 4.183.000 человек, из них 3.900.000 немцев.
Сила еще огромная и сила полноценная. Но уже клонящаяся к упадку. Само по себе численное превосходство советской армии не было решающим, но неравенство непрерывно росло в ее пользу. Германская армия была утомлена. Она опиралась на истощенную страну, разоряемую непрерывными налетами англо-саксов. Армия не пополнялась. В ее громадном теле уже были зародыши гибели и они размножились.
В конце 1943 г., как на востоке, так и на западе, анализ ситуации, произведенный самими немцами, ближайшими сотрудниками фюрера, приводил к роковому выводу: Германия обречена на поражение и спасения нет.
Самое изумительное это то, что она сопротивлялась еще полтора года. Эти месяцы агонии прошли под трагическим лозунгом, данным Гитлером:
«Я не капитулирую!» Этот человек в своем неистовстве продолжал наполнять мир руинами и преступлениями, без всякой жалости к своему народу, который он ввергал в бездну и подвергал проклятиям всего мира.
Величайшим из всех преступлений Гитлера было то, которое он совершил против германского народа.
XVIII. Как Гитлер принял решение умереть в Берлине
В течение осени 1944 года, — рассказал Кайтель, — здоровье Гитлера пошатнулось.
Он находился в это время в Растенбурге, в Восточной Пруссии. Он отчаянно цеплялся за эту область. Русские наступали. Теряя из виду общий ход войны, фюрер яростно защищал исторические земли Тевтонского ордена.
«Если я уеду отсюда, — сказал он, — Восточная Пруссия будет потеряна». Голос его стал глухим. Он беспрерывно отхаркивал. Его мучили боли желудка и глисты. Его окружение, после 20 июля непрестанно опасавшееся нового покушения, подозревало, что он отравлен.
«Случалось, — говорит Кайтель, — что он по два-три дня оставался в постели. Он вставал, однако, чтобы принять дневной рапорт и не позволял входить в свою комнату, пока он не был вполне одет. «Смотрите только, — говорил он мне, — чтобы посетители не оставались у меня больше получаса; это слишком утомляет мой голос».
Кайтель советовал ему вернуться в Берлин. Сперва он отказывался, повторяя, что его отъезд вызовет падение Восточной Пруссии. Затем он заявил:
«Мне нужно вернуть свой голос: я должен говорить к немецкому народу». В начале декабря он вернулся в свою Новую Канцелярию, стоявшую среди руин, в которые обратилась столица Германии.
В его убежище ему была сделана операция горла. В течение восьми дней он писал свои приказания на листке бумаги. Он подготовлял тогда наступление в Арденнах, последнюю вспышку былого духа германской армии, последний бросок затравленного зверя. Для этой операции Гитлер вызвал из отставки маршала Рундштедта, уже дважды впадавшего, в немилость. Перед отправлением на фронт маршал явился к фюреру. Надежда на повторение триумфа 1940 года вернула молодость старому солдату. «Какой человек! — сказал Гитлер Кайтелю, — это именно то, что мне сейчас нужно».
В день Рождества Гитлер говорил по радио. Его речь, полная темных и страшных угроз, подействовала на полураздавленную Германию, как освежающая буря. «Мы теряли веру, — говорили многие немцы, — Рождественская речь вернула нам ее на некоторое время». Гитлер обещал новое страшное оружие и ожидание этого оружия поддерживало агонию Германии.
«Целью наступления в Арденнах, — сказал Иодль, — был Антверпен. В течение нескольких дней танки Рундштедта продвигались в Бельгию под прикрытием новых реактивных (беспропеллерных) самолетов. Паника охватила страны, только что освобожденные англо-американцами. Им казалось, что Германия возродилась, но в действительности это была умирающая Германия. Наступление, веденное слабыми силами и на узком фронте, выдохлось.
«Рундштедт, — сказал Гитлер Кайтелю, — слишком стар. У него уже нет необходимой энергии, чтобы поспеть из одной части фронта в другую». До последнего момента человек, погубивший германскую армию, взваливал все неудачи на своих генералов.
Тем не менее, он обошелся с Рундштедтом прилично. Он его освободил от командования с выражением благодарности. Он призвал его к себе, дал ему орден Железного Креста с мечами и дубовыми ветвями и сказал: «Отдыхайте пока; вы мне еще будете нужны».
С этого момента Германия была лишь терзаемой добычей. Мертвое кольцо вокруг нее сомкнулось. С воздуха ее бомбили день и ночь. С запада союзники перешли Рейн — этот исторический барьер Германии. С востока русские форсировали Одер. Развалины городов пылали. Заводы останавливались; поезда перестали ходить. Угрюмое население с тоской слушало немолчный рокот неприятельских моторов, доносившийся с неба. В фольксштурм (народное ополчение) забирали стариков, детей и даже инвалидов, являвшихся на учение на костылях. Все понимали, что надежды больше нет никакой и все ждали конца, поражения, как избавления. Тем не менее дикая и упрямая воля фюрера еще поднимала на борьбу этот народ, привыкший к беспрекословному повиновению. Придя к власти, он сказал: «Я никогда не капитулирую». Теперь, чтобы сдержать свое слово, он заставил народ истекать кровью.
Он не хотел даже отказаться от остатков своих завоеваний. «Мы держали еще Балканы, Италию, Венгрию и Норвегию. Вместе с западным фронтом, — говорит Кайтель, — это поглощало три четверти наших сил».
И в то же время Германия была захвачена врагами почти вплоть до Берлина.
В середине апреля Кайтель и Иодль заявили Гитлеру, что невозможно помешать соединению
