выдержать далеко не каждый. Но нужно быть справедливым – просто так в пресс-хату никого не отправляют. Мне довелось видеть клиентов, которые проходили через эту страшную процедуру.
Один из уголовных авторитетов, обвиненный в бандитизме и вымогательстве, прошел через пресс-хату в одном из ИВС, когда был задержан по президентскому указу. Вот что он рассказал:
– Сейчас трудно сказать, почему именно меня направили в пресс-хату. Может, потому, что я оказал (вернее, попытался оказать) сопротивление при аресте и при обыске на моей квартире. Может, из-за общего негативного отношения ко мне оперов и следаков. Во всяком случае, когда меня привезли на первый допрос, который проводили сначала опера, то наши отношения сразу не сложились. Допрос они вели без протокола, и их интересовало, где я прятал оружие и где скрываются остальные мои люди. Но я не ответил ни на один вопрос, и это просто привело их в ярость. Затем пришел следак, начал вести протокол, но на вопросы отвечать я отказался, сославшись на то, что показания буду давать на суде. Следователь только зло прошипел, мол, не таких крутых обламывали. Сразу после окончания допросов меня перевели в ИВС и поместили в отдельную камеру. Я вначале даже обрадовался, что буду коротать время один. Но потом, когда внимательно огляделся и заметил, что в хате полностью отсутствуют постельные принадлежности, а на потолке расположен достаточно массивный крюк, то понял, что угодил в пресс-хату, ведь подобные крюки запрещены в обычных камерах. Вообще-то на физическую силу я не жалуюсь, борьбой раньше занимался, но почувствовал я себя хреново.
Вечером дверь в камеру открылась, вошли несколько ментов. У двоих были резиновые дубинки, а один держал наручники. Не успел я даже встать, как получил сильный удар по голове, от которого сразу упал. Затем удары посыпались один за другим, я только успевал закрывать лицо руками, так как били меня одновременно двумя дубинками. Мне сразу разбили лицо, и сильно потекла кровь. Тогда они прекратили бить по голове, и подвесили меня на крюк руками вверх. Затем стали бить дубинками по пяткам. Боль была сильная, а закрыться у меня не было возможности. Такая экзекуция продолжалась минут двадцать – тридцать. Меня еле живого опустили вниз, облили ведром холодной воды и перенесли в другую камеру. Примерно три дня я приходил в себя. А когда появился следователь, я стал ему жаловаться, написал даже заявление о факте моего избиения. Он на это сказал, что избили меня в камере другие заключенные.
Многие сокамерники, когда узнали о пресс-хате, говорили, что, мол, мне еще повезло: иногда менты практикуют вызов заключенных по разным отделениям милиции, где имеются свои ИВС, а там либо сами избивают, либо поручают это сделать сокамерникам.
Что касается официальных заявлений об избиении сотрудниками милиции задержанных или подследственных, то, как показывает практика, такие дела просто не возбуждаются, за редким исключением. Может, сейчас, когда следственные изоляторы перейдут в ведение Министерства юстиции, картина изменится. Время покажет.
А пока испытаний на долю заключенных выпадает более чем достаточно. Жизнь в СИЗО целиком зависит от администрации, от следователя, который ведет дело. Если, скажем, необходимо какое-то воздействие на заключенного, то следователь может направить его не только в пресс-хату, но и в хату, где сидят «петухи», в хату, где «синие» – отъявленные представители уголовного мира, особенно если подследственный относится к новой волне братков.
В СИЗО практикуется также смена камер и режимов. Только человек начинает более-менее привыкать к «жильцам» камеры и укреплять свой авторитет, как его тут же переправляют в другую камеру. И там все начинается по новой: опять испытания, притирки, конфликты – и так до бесконечности.
Иногда следователь специально, чтобы «отсечь» подследственного от его адвоката, переводит его якобы для выполнения следственных действий в какой-либо ИВС.
Когда я поступал в Московскую городскую коллегию адвокатов, один маститый адвокат прекрасно сказал: «Вы знаете, адвокат – единственный человек, который способен противостоять всей системе, которая направлена против вашего клиента». На самом деле не секрет, что оперативники, работники милиции, следователи, тюрьма, суды, а впоследствии и зона настроены против заключенного. И сила, на которую он может опереться, – только адвокат. Но адвокат – один, а против него – вся система.
«Банкет в Бутырке»
Тюремный быт не обходится и без сенсаций. Один из крупных скандалов произошел в мае 1994 года в Бутырке. В ее стенах была организована воровская сходка, и в связи с ней проведена операция под кодовым названием «Банкет». Провели ее спецслужбы России. В ходе операции было задержано 34 человека, семерых из которых оставили в Бутырке и возбудили против них уголовные дела. Поэтому мне пришлось принимать участие в уголовном деле, называемом «Банкет в Бутырке». Мне хотелось бы изложить свою версию этого нашумевшего события на основе материалов уголовного дела и бесед с моими клиентами.
В середине мая в РУОП поступило сообщение от агента, внедренного в банду, о том, что 20 мая в 23.00 группа преступных авторитетов соберется у здания СИЗО-2 ГУВД Москвы и попытается незаконно проникнуть в тюрьму. Цель визита – навестить некоторых авторитетов и передать им продукты, спиртные напитки и наркотики. Возглавит эту группу авторитет по кличке Сибиряк, который уже предварительно договорился с администрацией СИЗО. Предполагаемое количество участников встречи 30—40 человек.
Сразу нужно сказать об утечке информации. Почему спецслужбы все же узнали о готовящемся несанкционированном проходе в Бутырку? В свое время в утечке информации Леонид Завадский обвинил Сергея Мансура, дескать, это он сообщил милиции о предстоящей акции. Ходили слухи, что на самом деле сходняк сдал человек, поставлявший наркотики. Можно было также предположить, что Сибиряк, он же Сергей Липчанский, организовывая встречу, особо это не скрывал и многим ворам в законе и авторитетам предлагал в ней поучаствовать. Поэтому не исключено, что утечка информации прошла именно по этому каналу. А возможно, что и через телефонные разговоры.
Вначале правоохранительные органы не стали верить сообщению, настолько оно было диким и неправдоподобным. Однако руоповцы решили проверить информацию, и вскоре она подтвердилась. Поскольку операция по ликвидации имела колоссальное значение, то в ней участвовали ФСК, РУОП и Следственный комитет МВД России. Проводилась она в строжайшей тайне. Было категорически запрещено информировать не только руководство СИЗО, но также спецотряд «Альфа» и спецотряд СОБРа, которые должны были проникнуть на объект. О плане штурма они узнали только в самый последний момент.
Наружное наблюдение за следственным изолятором установили 20 мая во второй половине дня, а штаб боевой операции размещался в приемной начальника Следственного управления ГУВД Москвы, окна которого выходят на Бутырку.
Операция требовала совершенно нетипичной подготовки и разработки специальной тактики, что заняло несколько дней. Дело в том, что открытая атака бойцов спецназа моментально вызвала бы огонь охранников, расположенных на вышках, так как им предписывалось применять оружие при любом несанкционированном вторжении на территорию СИЗО. Переговоры же с администрацией СИЗО совершенно исключались, так как не было гарантии, что она не привлечена к организации сходки преступных авторитетов. Поэтому правоохранительные органы решили разработать особую операцию и ворваться со стороны «коридора», используя при этом архитектурные особенности Бутырки и слабые места в режиме и охране.
Первой проникнуть в СИЗО должна была «игла», состоящая из ударной команды оперативно-боевого подразделения «Альфа». Сразу было оговорено, что оружие применять «Альфа» не имеет права. Поэтому, чтобы нейтрализовать штатный персонал следственного изолятора, были применены секретные спецсредства. Они представляли собой шумовые и световые раздражители, нервно-паралитический газ, электрические разрядники.
Из рассказа свидетелей, проходивших по этому делу:
– Мы подъехали к главному входу в Бутырку примерно в 22.40. Вышли на улицу, нас было примерно 20 —30 человек. Никто никуда не спешил, вели себя спокойно, курили и наблюдали за обстановкой. Мимо несколько раз проезжала патрульная машина милиции, но никакого внимания на нас не обращали. Примерно в полночь, через полтора часа, мы направились к воротам тюрьмы. Дежурные сотрудники тюрьмы открыли дверь и пропустили нас в «коридор». Для страховки некоторые из нас имели портативные японские рации, настроенные на машину, где сидели наши ребята. У них были специальные приборы, которые «ловили» милицейскую волну, и в случае какой-либо опасности они могли бы моментально сообщить об этом. Кроме того, имелись и мобильные телефоны. Мы захватили с собой продукты, медикаменты, дезинфицирующие
