— А что было за сценой? Карпова, бедного солдата, верного солдата вышестоящих организаций (он не солдат — ну, скажем, полковник или генерал, но он все-таки, так сказать… против каких-то решений партии и правительства не пойдет) уговаривают: «Толя, подпиши, Толя, подпиши… Матч должен быть прекращен: доложили уже. И уже «сверху» сказали: матч прекращен, все. Решение принято. Кампоманесу ничего не будет, а тебе-то…» Толя говорит: «Но при одном условии. Вы должны мне сохранить матч-реванш, потому что цикл предусматривает наличие матч-реванша. Будете ли вы менять — безлимитный, лимитный — это меня не касается. В этом цикле я имею право на матч-реванш. Что бы вы ни делали — матч-реванш должен быть».
Но какой? Все почему-то забывают о том факте, что в случае поражения в безлимитном матче чемпион мира имел право на безлимитный же матч-реванш, о котором в тот момент, наверно, Карпову даже подумать было страшно. Подписав бумагу, он гарантировал себе сохранение титула при ничейном исходе лимитного матча, а на случай неудачи — матч-реванш из тех же 24 партий.
Позже Карпов говорил, что подписал документ, полагая, что я тоже подпишу. Но я уверен: если бы он не хотел прекращения матча, этого не случилось бы. Три года спустя Батуринский напишет: «…я несу моральную ответственность за то, что не смог преодолеть колебания Карпова и убедить его продолжать матч» («Советский спорт», 28 января 1988). К тому же, как впоследствии стало известно, уже через несколько часов после закрытия матча тот же Батуринский по поручению Карпова передал Кампоманесу официальные предложения по организации нового матча в сентябре 1985 года…
И еще одно важное свидетельство «с той стороны». Вот слова Рошаля из фильма «Тринадцатый»: «Карпов, как чемпион мира, всесильный в то время чемпион мира, ведущий в счете, мог стукнуть кулаком и сказать: «Прекратить!» (то есть прекратить прекращать матч! —
Перекликается с этими словами и мнение, высказанное югославским гроссмейстером Бориславом Ивковым в газете «Борба» в марте 1985 года: «Карпов, ведя в счете, согласился с тем, что матч будет окончен так, как есть — значит, это решение ему выгодно, нужно… Кампоманес, попав под сильнейшее влияние Карпова, делал все, чтобы преградить дорогу Каспарову. В их матче, пока Карпов убедительно вел в счете, Кампоманеса не очень занимал тот факт, что матч слишком долог, негуманен, изматывающ. Лишь когда Каспаров начал выигрывать, Кампоманес пришел к выводу, что матч вреден… Каспаров хотел доиграть, чтобы стать чемпионом мира, в то время как всего одно поражение возвращало его назад, в претенденты. Но если бы Карпов верил, что сможет выиграть ту одну-единственную партию, матч не был бы прекращен решением президента!»
Все это, однако, не помешало Карпову выступить через три года в своем журнале («64—Шахматное обозрение» № 9, 1988) со следующим заявлением, рассчитанным на явную неосведомленность читателей: «…По поводу прекращения матча 1985 года в Москве хочу привести только одно не публиковавшееся в советской печати заявление руководителя делегации Каспарова. Мамедов от имени Каспарова заявляет: «Каспаров не хочет продолжать матч. Каспаров согласен с решением президента ФИДЕ считать матч оконченным. Каспаров готов играть новый матч в сентябре. Москва, 25 февраля 1985 года».
Официального протеста Каспаров не подавал. Правда, перед журналистами была разыграна полная драматизма сцена, но когда после этого встал вопрос о возобновлении матча, после недельного раздумья было сделано напечатанное выше заявление. Да это и понятно: ведь Каспаров спасал матч, в котором я вел с перевесом в два очка.
Но сейчас я даже не об этом. Каспаров, как видим, согласился с решением президента ФИДЕ считать матч оконченным и потерял, таким образом, моральное право на свои последующие недопустимо резкие выпады».
В ответ на это заявление Мамедов написал письмо в редакцию журнала «64», в котором поведал о том, что же тогда происходило в действительности (№ 20, 1988): «…24 февраля глубокой ночью мне позвонил из Югославии главный арбитр матча С. Глигорич и сказал, что Ф. Кампоманес хочет узнать реакцию Г. Каспарова на предложение А. Карпова возобновить матч. Нам стало ясно, что в случае согласия возникнет желанный длительный перерыв, так как судьи и тренеры разъехались по домам, и поэтому организация второй половины матча потребовала бы столько времени, сколько было бы необходимо А. Карпову. Именно поэтому и было принято решение сделать следующее заявление…
Такова фактическая картина событий того времени. Акцент в тексте А. Карпова на слове «согласился» по отношению к Г. Каспарову нелеп, потому что 15 февраля 1985 года А. Карпов собственноручно подписал решение президента ФИДЕ о прекращении матча, а Г. Каспаров не сделал этого… И мне пришлось приложить немало усилий, чтобы Г. Каспаров признал сложившуюся ситуацию и подчинился решению — ведь играть было бы не с кем».
Пора, однако, вернуться в зал, где проходит пресс-конференция. Спустя полтора часа Кампоманес, наконец, объявил окончательное решение.
Спустившись вслед за этим в фойе, я в ответ на просьбы нескольких репортеров прокомментировать решение президента, сделал заявление:
— Очевидно, что ФИДЕ показала полную неспособность справиться с проблемами такого соревнования, как матч на первенство мира. Вместо того чтобы позаботиться об организации цикла, руководители ФИДЕ разглагольствуют о популяризации шахмат. Если вы помните, нынешняя ситуация — далеко не первая трудность в этом цикле. Полуфинальные матчи претендентов тоже были сорваны, и только чудо помогло вернуть цикл в нормальную колею. Однако вместо двухлетнего цикла, о котором говорил президент ФИДЕ, сейчас получился четырехлетний, поскольку матч на звание чемпиона мира откладывается на конец 1985 года. Чемпион сохраняет свое звание, но почему сохраняется это статус-кво — непонятно. Более того, чемпион требует матч-реванша, и опять непонятно, на основании чего.
Я не знаю, искренне ли он говорил о своем желании играть, но мне все это напоминает хорошо отрепетированный спектакль, в котором каждый знает свою роль. Я неоднократно говорил, что хочу играть, готов продолжать матч, что абсолютно здоров и т. п. В течение двух последних недель меня пытались убедить в обратном и под самыми разными предлогами уговаривали закончить матч. Многие из вас, наверное, знают о тех предложениях, которые делались еще при счете 5:2 и 5:3. А «технические» тайм- ауты и тайм-аут президента, которые брались, и, наконец, прерывание матча? Думаю, те, кто может логически осмысливать события, поймут, что же произошло в матче и почему он завершился в таких странных условиях.
Такое окончание матча не может принять шахматный мир. Такое развитие событий не должно повторяться впредь. Из правил матча должно быть исключено право президента решать судьбу поединка. В конце концов, зачем нам сражаться, если в любой момент президент может принять решение? Ссылка на то, что матч затянулся, абсурдна, поскольку при счете 5:1 после 46 партий он затянулся точно так же, но ни у кого почему-то не возникало вопроса о психологическом состоянии игроков. Такая «тревога» возникла при счете 5:2, а тем более при счете 5:3. Я думаю, вам все понятно. Я закончил и еще раз повторяю, что абсолютно здоров и готов играть.
…Я вернулся домой в Баку. Много размышляя об этой драматической развязке, я решил дать свой собственный анализ происшедших событий. Закончил его 15 марта — ровно через месяц после пресс- конференции. И сейчас, оглядываясь на события четырехлетней давности, я бы не изменил в нем ни единого слова. Представляю его вам сейчас в том виде, в каком он был написан. В своем анализе я исходил из того, что, оценивая принятое тогда решение, следует руководствоваться бессмертным вопросом Цицерона: «Cui
