будем?
– Может, как-нибудь без третьей мировой обойдемся?
– М-да... Может быть. Кстати, а зачем тебе скелет?
– Как зачем? Учебное пособие. Если, например, привезут больного с колото-резанной раной, я по скелету определю, где его зеленкой мазать.
– Почему зеленкой?
– Так больше нету ничего. Только зеленка и аспирин. В прошлом году обещали кодеин привезти, но не довезли, видать, разлили, разбили или потеряли. Уж очень хрупкое лекарство. А со скелетом еще и выпить можно, – обнаглел фельдшер. – Вы, та-аришь капитан, не желаете?
Ваня кивнул на сейф и положил на стол тяжелую связку ключей и медных печатей. Капитан посмотрел на железный ящик и болезненно поморщился, видимо, представляя его столь желанное содержимое.
– Нет, Ваня. С тобой пить не буду, – твердо сказал Старовойтов, – Знаешь пословицу: «Куда солдата ни целуй – всюду жопа». – Офицер затушил сигарету и поднялся. – У тебя вазелин есть?
– Нет, но если вам надо – достанем.
– Да не мне. Тебя вызывает командир полка. Драть будет так, что дым пойдет. Закрывай контору, Смерти скажи, что я провел с тобой воспитательную беседу о недопустимости неуставных взаимоотношений между военнослужащими.
Пока фельдшер запирал дверь, капитан Старовойтов щурился на солнце, проклиная судьбу офицера Советской Армии.
– Ну, я готов, – Иван поправил пилотку и тяжело вздохнул.
Из кухни раздался безумный вопль Фархата Наобова.
– Блин, – Старовойтов растерянно развел руки. – Вот и шути с вами, идиотами. Мозги, небось, сварил.
– Да уж, – поддакнул фельдшер. – Но вы, та-аришь капитан, не правы. Мозгов там отродясь не было. Однако освобождение придется продлить.
ПОСЛЕДНИЙ БОЙ МАКСИМА
Братишке
1
– Ну что, Макс, драться будешь? На тебя страна надеется! – Ламянцев согнул шпагу и резко отпустил клинок, потом, прищурив один глаз, оценил изгиб. Затем резким взмахом рассек воздух. – Умеют венгры шпаги делать! А наши – только ракеты и танки...
– Кто на меня надеется? Какая страна? Если бы ты у него выиграл, мне и на дорожку не пришлось бы выходить! – Максим сплюнул и встал.
Последующий поединок казался ему бессмысленным унижением. Он, последний в сборной Белоруссии, должен фехтовать с первым номером литовцев, за которого, кроме всего, болельщики. Он понимал, что в этом никто не виноват. Жребий свел самого сильного из литовцев с самым слабым из команды БССР в решающем бою за третье место.
Капитан команды, долговязый Юра Конюхов по кличке Кочубей, был недалеко и слышал разговор.
– Ладно, Яцек-младший, ты себя заранее не хорони. На тебя Ламянич две бутылки пива поставил.
– Что я выиграю? Он что, сумасшедший?
– Что ты нанесешь два удара. Я сказал, что счет будет 5-0. Если 5-1 – ничья.
– А Ванька что?
– Брат твой? Ничего. Вон он, ручку шпаги меняет. Ему, видать, до лампочки. – Кочубей достал японскую зажигалку и посмотрел на свет. – Тренера идут. Сейчас научат тебя Родину любить!
Бравурная литовская песня осеклась. Из динамиков раздался голос диктора:
– Раз, раз, меня слышно?
Что-то щелкнуло, и опять заиграла музыка. Тренеры – высокий худой Приходько и пожилой старший тренер Григорий Васильевич, которого за глаза называли Гришей, подошли к спортсменам.
– Где Яцек-старший? – спросил Гриша и, обернувшись, подозвал Ивана.
– Значит, так, – раскачиваясь на каблуках, начал тренер, когда Ваня подошел. – Остался один бой. Решающий. Не думаю, что нужно объяснять ситуацию, но нам нужна победа. А шансов на нее немного. Где-то 20 на 80...
– Что? – не поверил своим ушам Максим.
– А то! – Гриша сжал губы и говорил сердито. – Если ты идешь проигрывать, можно не выходить на дорожку вообще! Но, во-первых, тебе нужен опыт. Бой с мастером спорта на соревнованиях совсем не то, что бой с Конюховым или Ламянцевым на тренировке! Во-вторых, он видит в тебе мальчика для битья, а ты можешь его удивить. В тебе есть азарт, спортивная злость и не сбрасывай со счетов то, чему мы тебя научили! Да, он опытнее, взрослее, болельщики за него, да и стены ему помогают, но... Ты, Яцкевич, боец, и я в тебя верю. Не забудь, соревнования командные, и если ты сдашься – перечеркнешь все, что сделали другие – невероятную победу своего брата, шесть боев, что выиграли Ламянцев с Кочубеем. Их пот, кровь, слезы, шрамы... – Григорий Васильевич говорил патетически, и Максима проняло.
– Сделаю все, что смогу, но...
– Никаких «но»! – повысил голос пожилой тренер. – Ты идешь побеждать! Вся команда за тебя, все уверены в твоей победе! Так ведь? – он обернулся к столпившимся фехтовальщикам.
– Конечно... Наверно... – неуверенно подтвердил Ламянич.
– Конюхов? – Гриша прищурился на Кочубея.
– А? – тот спрятал зажигалку в карман и, щелкнув каблуками ответил, как американский солдат из видеофильмов, – Сэр, йес сэр! Хе-хе.
– Я тебе похехекаю!
– Я не хехекаю, – оправдывался досрочно переодевшийся Кочубей. – Я хихикаю...
– Короче, Максим, – Гриша заканчивал положенное ему по должности вливание. – Иди побеждать! – Он обернулся к скучающим, неоднократно слышавшим подобные речи спортсменам. – От вас я жду всемерной поддержки!
Тренеры отошли, что-то оживленно обсуждая. Максим сел на скамейку и посмотрел на залитую ярким светом пустую, желтую фехтовальную дорожку. За столом секретаря никого не было. В беспорядке лежали бумаги, их придерживал ребристый графин с водой. Ребята из других команд, закончивших соревнования, кучковались неподалеку, но большинство уже были в раздевалке Вильнюсского спортивного комплекса «Стяуа».
Невидящим взором юноша окинул ярко освещенный зал.
С балкона кто-то оглушительно свистнул, и когда он поднял глаза, парень в полосатом, черно-желтом жилете и с растопыренными во все стороны, залитыми лаком волосами вздернул вверх руки в перчатках с обрезанными пальцами и, показав международный оскорбительный жест, закричал:
– Бибис таве яки!
Максим повернулся к брату и спросил:
– А что такое «бибис»? Почему они все время говорят это слово?
Занятый своими мыслями, Иван ответил не сразу:
– Ну... Бибис – это привет. Здороваются они так.
– Как же, как же! – засмеялся Конюхов. – Привет это лабус. А бибис – это мужской половой бибис!
И, довольный удачной шуткой, Кочубей захохотал басом. Макса не огорчило это происшествие, но, чтобы подчеркнуть свою принадлежность к команде Белоруссии и общность со старшими, горестно заметил:
– Да, не любят нас здесь...
– А где вас, евреев, любят? Вы и сами себя не любите. Зачем Христа распяли? Хотя, – Конюхов задумался. – Все равно козлы...
Максим привык к таким разговорам и не обиделся.
– Ну что ты ко мне прицепился, Кочубей? Я тут причем? – он снова посмотрел на балкон. Парень в жилете показал ему язык. – Я тогда еще совсем маленький был...
Но Конюхов не успокаивался:
– Ух, народ! Ржавыми гвоздями... Гады! И тоже – за сборную Белоруссии выступает! Бульбаш
