подобное явление в Антарктике не редкость, но легче ей от этого не стало.
Роксане еще повезло: будь на ней европейская одежда, холод сковал бы ее тело в считанные минуты. К счастью, у нее было эскимосское снаряжение, приобретенное мужем во время одной из предыдущих китобойных экспедиций. Под паркой ее одеяние состояло из длинной рубахи и штанов до колен, а ноги плотно облегали мягкие сапожки мехом внутрь, которые полагалось натягивать наподобие чулок. Сама же парка оставалась свободной, что помогало циркуляции тепла и препятствовало скоплению влаги под одеждой. На парку пошли шкуры белых полярных волков, а штаны и рубаху сшили из оленьих шкур.
Роксану сейчас больше всего заботило, как бы не сломать ногу или руку в этой круговерти и избежать обморожения, если удастся выбраться из переделки живой и невредимой. За тело она не волновалась, а вот за лицо беспокоилась. Стоило ей почувствовать малейшие признаки онемения кожи щек или носа, как она тут же принималась энергично растирать пораженное место, чтобы восстановить циркуляцию крови. Этому правилу Роксана следовала неукоснительно – особенно после того, как обморозились забывшие об осторожности шестеро членов экипажа. Двое из них потеряли пальцы на ногах, а один лишился ушей.
Благодарение богу, порывы ветра начали слабеть, шквал утратил первоначальную свирепость, да и идти сразу стало намного легче, чем за тот час, когда она брела наугад, полностью утратив ориентацию. Зловещий вой вьюги в ушах затих, сменившись бодрым похрустыванием фирна под ногами. Когда немного прояснилось, Роксана обнаружила, что стоит у подножия холма высотой около пятнадцати футов. Как и все остальные торосы, он образовался при сжатии и нагромождении паковых ледяных полей, но, в отличие от других, выглядел более пологим и доступным. Опустившись на четвереньки, Роксана поползла вверх по гладкому склону, то и дело соскальзывая вниз и теряя по два фута из каждых трех преодоленных.
Этот штурм отнял у нее последние силы. Сама не зная и не помня, как ей удалось добраться до вершины, полумертвая от усталости Роксана растянулась ничком на гребне. Сердце ее бешено колотилось, тело налилось свинцовой тяжестью, и она никак не могла отдышаться. Она понятия не имела, сколько провалялась на льду, прежде чем пульс пришел в норму, а дыхание восстановилось, но радовалась уже тому, что хотя бы глаза отдыхают от ветра пополам с ледяной крупой. Немного придя в себя, Роксана в который раз прокляла себя за несусветную глупость, из-за которой и попала в такое дурацкое положение. Без часов она совершенно потеряла ориентацию во времени и даже не представляла, как долго отсутствовала на борту “Паловерде” – китобоя, которым командовал ее муж.
Почти полгода назад, когда судно затерло льдами, Роксана, чтобы разогнать скуку, стала совершать ежедневные прогулки, предусмотрительно держась в виду корабля. Матросы тоже за ней присматривали, так что неприятностей никто не ожидал. Вот и сегодня с утра небеса синели бездонной и прозрачной, как хрусталь, лазурью, и Роксана беззаботно устремилась на очередную экскурсию. Но стоило ей отойти от “Паловерде” на несколько сот футов, как налетел ветер, по льду закрутилась поземка, корпус и мачты китобоя в считанные мгновения скрыла непроглядная белая пелена, и миссис Мендер с ужасом обнаружила, что заблудилась и не знает, куда идти.
Большинство китобоев придерживаются вековой традиции не брать в промысловые рейсы женщин. Однако далеко не все их жены покорно соглашались сидеть дома в одиночестве по три-четыре года, пока муж в плавании. Роксану Мендер тоже не прельщала перспектива коротать тысячи тоскливых часов в разлуке с любимым. Она была сильной, выносливой и целеустремленной женщиной, хотя и миниатюрной – едва пяти футов ростом и меньше сотни фунтов весом. Живые карие глаза, привлекательная внешность, веселый и неприхотливый нрав снискали жене капитана всеобщую симпатию. Миссис Мендер легко переносила тяготы и скуку затяжных рейсов и никогда не жаловалась на морскую болезнь. В своей крошечной каютке она родила сына, которого назвала Сэмюэлом, да и сейчас была на третьем месяце беременности, хотя пока еще не поставила мужа в известность об ожидающемся прибавлении семейства. С командой она моментально нашла общий язык, нескольких матросов научила читать, безотказно писала письма женам и родственникам членов экипажа и с готовностью брала на себя обязанности сестры милосердия, если на борту появлялись больные или раненые.
“Паловерде” входил в состав китобойной флотилии, вышедшей на промысел из Сан-Франциско. Это было крепкое и надежное судно, сконструированное специально для охоты на китов в полярных водах. При длине сто тридцать два фута, ширине тридцать футов и осадке семнадцать футов “Паловерде” имел водоизмещение около трехсот тридцати тонн. Размеры его позволяли свободно принять в трюм большое количество китового жира и с достаточным комфортом разместить на борту многочисленный экипаж охотников и матросов на протяжении всего промыслового рейса, длящегося порой до трех лет. Киль, шпангоуты и бимсы изготовили из корабельных сосен, срубленных в горах Сьерра-Невады, а трехдюймовой толщины обшивку из того же материала дополнительно скрепили деревянными нагелями – толстыми дубовыми гвоздями.
Оснасткой судно напоминало трехмачтовый барк и радовало глаз моряка строгими, стремительными и одновременно изящными обводами. Обстановка и переборки кают и матросского кубрика были сделаны на заказ из вашингтонской ели. Особенно тщательно была отделана каюта капитана – главным образом, по настоянию его супруги, твердо решившей сопровождать мужа в длительных плаваниях. Созвучно названию судна, носовой фигурой служил резной барельеф, украшающий верхнюю часть бушприта и изображающий паловерде-кряжистое дерево, обильно произрастающее на юго-западе Североамериканского континента. Само же название опоясывало корму огромными позолоченными буквами, над которыми распростер крылья гигантский калифорнийский кондор, вырезанный в натуральную величину.
В отличие от коллег, командующих другими судами флотилии, Бредфорд Мендер направился не в исхоженные вдоль и поперек воды Берингова моря, а повел “Паловерде” на юг. Антарктические моря редко посещаются отважными китобоями Новой Англии, так что капитан не без оснований рассчитывал на неплохую добычу в этих нетронутых охотничьих угодьях.
Расчеты Мендера оправдались. Вскоре после пересечения Южного полярного круга удалось загарпунить шесть крупных китов, после чего “Паловерде” начал курсировать вдоль побережья Антарктиды. Море было свободно ото льдов, хотя судну зачастую приходилось сутками лавировать в лабиринте айсбергов. Но в последнюю неделю марта – первого месяца антарктической осени – море вдруг стало с невероятной быстротой замерзать и покрываться льдом, вскоре достигшим толщины в четыре фута. “Паловерде” еще мог бы успеть прорваться в открытые воды, но внезапно переменившийся ветер перерос в ревущий шторм, отбросивший судно обратно к берегу. Путь к спасению был отрезан, и экипажу во главе с капитаном осталось лишь наблюдать в бессильном отчаянии, как смыкаются вокруг судна превосходящие его по размеру льдины, словно загоняя в ловушку, из которой нет выхода.
Ветер неумолимо гнал к берегу как будто стиснутый в кулаке исполина “Паловерде”. Еще свободные от льдин участки воды замерзали буквально на глазах. Ценой героических усилий всего экипажа удалось поставить якоря на глубине шести морских саженей и на расстоянии менее двух миль от берега. Но уже через несколько часов корпус оказался зажат, как в тисках, меж двух ледяных полей, которые становились все толще, а вскоре и последние полыньи скрылись под белым саваном. “Паловерде” окончательно и бесповоротно затерло во льдах, и людям на борту не оставалось другого выхода, кроме как готовиться к вынужденной зимовке. А антарктическая зима между тем неуклонно приближалась: дни становились короче, ночи длиннее. Весеннего потепления, сулящего надежду выбраться в открытое море, предстояло дожидаться еще добрых семь месяцев.
Первым делом убрали, просушили, свернули и спрятали паруса. Затем подсчитали и распределили запасы провизии таким образом, чтобы растянуть их на всю долгую полярную зиму. Никто, правда, не знал, когда именно ждать начала весеннего таяния льдов, так что проведенная инвентаризация во многом была условной. Зато заброшенные в проруби тонкие лини с крючками принесли результат сверх ожидаемого, и вскоре в устроенный прямо на палубе ледник загрузили первые центнеры радующих ассортиментом рыбьих тушек. Альтернативным источником питания могли бы стать пингвины, бродившие по берегу, казалось, миллионными стаями; к сожалению, приготовленные из пингвиньего мяса блюда, несмотря на все старания кока, были отвратительны на вкус и стойко сохраняли неистребимый рыбный запах.
Из угрожающих зимовщикам опасностей главными были жуткие холода и возможные неожиданные подвижки ледовых полей. Первая проблема оказалась вполне решаемой: благодаря успешной охоте в трюме скопилось более сотни баррелей китового жира; этих запасов горючего с лихвой хватало для обогрева и приготовления пиши в течение самых студеных месяцев.
Окружающие судно льды пока не давали повода для беспокойства, однако Мендер их внешней
