имя — Венера, богиня любви, — стала бы ее воплощением. И дело не только в сексуальности, — хотя, черт побери, Гриффин был уверен, что все мужчины вокруг, включая и его самого, не могут отвести взглядов от нее. Любого мог зачаровать ее свободный, раскованный смех. И то, как она небрежно отбрасывала назад волосы и отдавалась музыке, словно и в самом деле была древней языческой богиней и всем вокруг следовало бы упасть на колени и поклоняться ей.
Теперь Гриффин чертовски хорошо понимал, почему эта женщина не хотела танцевать в зале. Посмотрев на нее, разве смог бы мужчина обратить внимание на какую-то другую женщину?
— Черт знает что, — пробормотал он себе под нос.
Он и припомнить не мог, когда женщина в последний раз вот так захватывала его. Черт побери, конечно, женщины вились вокруг него с тех самых пор, как он повзрослел, избавившись от подростковой прыщавости и неуклюжести. Он с удовольствием отвечал на их внимание, но ни разу не пожелал связать свою жизнь с одной-единственной. Две его сестры утверждали, что Гриффин боится обязательств. Две другие полагали, что у него слишком высокие требования. Сам Гриффин считал, что истина где-то посередине.
А потом в его жизнь ворвалась вот эта блондинка.
Танец закончился, и Гриффин вскочил с места и направился к Венере, не успев сам этого осознать. Еще нескольких мужчин осенила та же идея, и Гриффин вдруг услышал, как буквально рычит на них. Он желал эту женщину. Он желал ее сильнее, чем когда-либо желал кого-то.
— Потанцуй со мной.
Он не стал ждать ее согласия, он просто обнял ее и увел подальше от взглядов других мужчин. Она была мягкой и теплой и пахла как экзотические пряности, названий которых он не знал. Они медленно танцевали под деревом, не говоря ни слова, и Гриффин уже начал тревожиться, не сделал ли он что-то не так. Или ему только почудилось, что она так же добра и умна, как и прекрасна? Может быть, она молчит потому, что ей нечего сказать? Он попытался рассмотреть скрытую за маской женщину, но только и увидел, что фиолетовые глаза и сочные губы, до этого с такой легкостью улыбавшиеся, а теперь сжатые так, что умудрялись разом выразить и отчужденность, и печаль...
— Ты была права, — сказал он наконец.
Этот маневр всегда безошибочно действовал на его сестер. Признай их правоту — и сразу же все станет намного лучше.
— Ты о чем?
— О танцах в ресторане.
— Да... — рассеянно ответила она и снова замолчала.
Гриффин начал впадать в отчаяние. Растерявшись полностью и окончательно, он брякнул то, что думал:
— Ты выглядишь печальной.
Венера как будто встряхнулась и сосредоточилась на нем.
— Я не печальна, просто задумалась.
— Я могу тебе чем-то помочь?
— Ты обращаешься со мной, как с сестрой?
Он нежно прижал ладонь к ее талии, остро ощущая, что его руку отделяет от тела Венеры лишь тонкая, хрупкая шелковая преграда. И твердо посмотрел ей в глаза.
— Я не испытываю к тебе братских чувств.
— Хорошо.
Она как будто слегка задохнулась, произнося это.
Гриффин прижал ее к себе крепче. Он ощущал, как медленно нарастает тяжесть в его чреслах, ощущал ее ответный жар...
— Я даже не знаю твоего имени, — хрипло прошептал он.
Она дразнящее улыбнулась.
— А надо бы. Ты же танцуешь со своей женой.
Ее слова застали Гриффина врасплох.
Венера рассмеялась, и ее смех прозвучал так неотразимо, что желание Гриффина постоянно видеть ее смеющейся и улыбающейся стало таким же сильным, как его физическая тяга к ней.
— Да не пугайся ты так! — сказала Венера, все еще смеясь. — Ты же Вулкан, бог огня! А я Венера, богиня любви. Вулкан и Венера женаты!
Гриффин осторожно погладил ее по спине.
— Прости, Венера, я слишком плохо знаю мифы. А ты уверена, что бог огня — именно Вулкан? Я думал, это Арес.
Гриффин искренне порадовался своему мифологическому невежеству, потому что Венеру откинула голову и снова расхохоталась.
— Ох, не могу!
Он усмехнулся.
— Так значит, мы женаты?
— Совершенно верно. — Она понизила голос до конспиративного шепота и наклонилась поближе к Гриффину. — Но сплетники утверждают, что это был брак по расчету и что он остался платоническим.
— Дерьмо собачье! — воскликнул Гриффин, принимая оскорбленный вид... что было очень легко сделать.
При мысли о том, что можно состоять в платоническом браке с такой вот женщиной, он заскрипел зубами.
— Ну, нечего и удивляться, что я никогда не любил мифы. Чертовски трудно поверить в такое!
— Ты не веришь, что наш брак — платонический?
— Да, не верю!
Венера пожала плечами, ее глаза весело блеснули.
— Кто я такая, чтобы спорить со своим супругом?
Теперь расхохотался Гриффин.
— Поверить не могу, что богиня любви вдруг стала бы покорной женой, и еще меньше верится в ее бесстрастность.
— Да, муж мой, я рада, что мы понимаем друг друга.
Венера немного помолчала, а потом добавила с внезапной неуверенностью и даже застенчивостью:
— Впрочем, ты можешь и удивиться... Даже богини совершают иной раз ошибки. Кто знал, что любовь так близка к одиночеству?
— Ты была одинока, жена моя? — Гриффин хотел задать этот вопрос шутливым тоном, но неожиданная искренность в глазах Венеры заставила его сказать это серьезно.
Она посмотрела ему в глаза, и сердце Гриффина сжалось. Почему грустит эта невероятная женщина? Он не понимал; однако знал, что если причиной тому какой-то парень, находящийся здесь, он пожалеет о том, что появился на свет.
— Была, — мягко ответила Венера. — Но все равно нам не стоило жениться. Просто мы оба были невыносимо грустны. Однако дружба может быть лишь дополнением к истинной любви, но не заменой.
Ее слова пробрали Гриффина до глубины души. Они как будто раздвинули некий занавес, и он осознал, как одинока его собственная, лишенная любви жизнь. Он глубоко вздохнул, не зная, куда все это может их завести, но не желая разрушать чары близости. И наклонился к Венере, шепча:
— Но может быть, есть способ это уладить? Для нас обоих?
Венера подняла на него фиолетовые глаза, как будто ища что-то в его лице.
— Может быть, всего на одну эту ночь мы могли бы стать совсем другими людьми...
— Все, чего пожелаешь, моя богиня!
— Я как раз собиралась поговорить с тобой о том, что ты называешь меня «твоей» богиней. Это, знаешь ли, уж очень самонадеянно.
Лицо Венеры прояснилось, полные губы чуть надулись. Гриффин почувствовал, что его неудержимо тянет ощутить их мягкость в поцелуе.
