Наденькой.
Корнеплодова. Как — вышел? Скоро надо на юбилей ехать, а он ушел?
Бабушка. Велел сказать, что юбилея не будет.
Корнеплодова. Как это — не будет? Куда он пошел?
Бабушка. Как будто в приемочную комиссию.
Корнеплодова. Ведь я же ему не приказывала! Зачем он туда пошел?
Бабушка. Как будто от членского билета отказываться, а потом как будто в клуб — юбилей отменять.
Корнеплодова. Что?! Ах, теперь я понимаю.
Беги скорей за ветеринаром, пусть он немедленно подает машину. Впрочем, я совсем забыла, что ветеринар невменяем.
Вера. Что случилось?
Корнеплодова. Большое несчастье. Отец ушел из дома.
Вера. Как Лев Толстой?
Корнеплодова. Еще хуже.
Это катастрофа.
Действие четвертое
В клубе. Часть зала, приготовленного для юбилея. Пальмы, зелень, в зелени портрет Корнеплодова. Эстрада, трибуна, все, что полагается. Несколько рядов стульев. Две двери. Одна входная, другая ведущая в другие помещения клуба. Эта дверь открыта, в нее видна голубая гостиная, в которую выходит еще одна дверь, с надписью — «Приемочная комиссия». Слышно щелканье бильярдных шаров и звуки рояля или радиолы. Двое из публики.
Первый. Опять пальмы. Что сегодня?
Второй. Юбилей какого-то известного писателя.
Первый. Кого именно?
Второй. Кажется, Корнеплодова.
Первый. А разве он еще существует?
Второй. Как видите.
Первый. Концерт будет?
Второй. А как же.
Первый. Тогда я займу место.
Второй. Я уже на всякий случай занял.
Первый. Так я рядом с вами, чтобы не было скучно.
Второй. Можно.
Бурьянов
Первый
Бурьянов. Еще не начинали?
Первый. Нет еще. Ждут Сироткина-Амурского.
Бурьянов. Народу много?
Второй. Аншлаг. Вот, кстати, и Сироткин-Амурский.
Сироткин-Амурский. Товарищ Мартышкин, надеюсь, вы тоже выступите?
Мартышкин. По поводу кого?
Сироткин-Амурский. По поводу Корнеплодова.
Мартышкин. Хо-хо.
Сироткин-Амурский. То есть?
Мартышкин. В зависимости от ауспиций.
Сироткин-Амурский. Какие ж там, батюшка, ауспиции! Человек двадцать пять лет числится писателем, а ровно ничего не написал и никаких своих сочинений представить не может. Разумеется, нам его придется исключить. Но так как это вопрос глубоко принципиальный, имеющий не только узколитературное значение, было бы очень хорошо, чтобы выступили также и вы.
Мартышкин
Сироткин-Амурский. Как известный критик и человек с некоторым авторитетом.
Мартышкин. Хо-хо. Вы меня переоцениваете. А как на это смотрит руководство?
Сироткин-Амурский. Разумеется, одобрительно.
Мартышкин. В каком смысле одобрительно: одобрительно — да или одобрительно — нет?
Сироткин-Амурский
Мартышкин. Вы уверены в этом?
Сироткин-Амурский. Совершенно.
Мартышкин. Ну, что ж. Пожалуй, я, хо-хо! Нет, но каков гусь этот самый Корнеплодов, а? Какая внешность, какой апломб, а на самом деле он просто дырка от бублика. Хо-хо. Ну, что ж, у меня даже есть на сей предмет кой-какие ораторские заготовочки. Вот, изволите видеть.
Сироткин-Амурский. Так прошу вас, пройдите.
Мартышкин. Ничего. Я еще успею сыграть партию. Вы начинайте без меня.
Бурьянов. Товарищ Сироткин-Амурский, можно вас на два слова?
Сироткин-Амурский. У меня сейчас начинается заседание.
Бурьянов. Это очень важно. Умоляю.
Сироткин-Амурский. Слушаю, батюшка.
Бурьянов. Здравствуйте. Вы, наверное, меня не узнали. Я Михаил Бурьянов, автор повести «Крутой поворот» — парень любит девушку, но она уезжает в город на учебу, а когда возвращается уже врачом, то застает парня уже директором МТС, такой конфликт.
Сироткин-Амурский. Как же, читал. Так чего же вам надобно?
Бурьянов. Я знаю, вы относитесь к моей повести отрицательно, и я совершенно с вами согласен. Я буду ее еще дотягивать. Но прошу учесть, что к Евтихию Корнеплодову я не имею абсолютно никакого отношения. А меня обвиняют в том, что будто я из карьерных соображений собираюсь жениться на его дочери. Это гнусная клевета. Ничего общего ни с авантюристом Корнеплодовым, ни с его подозрительным семейством никогда не имел, не имею и не буду иметь.
Сироткин-Амурский. Нас это не касается.