Том 7. Пьесы

Игорь. Я ее люблю.

Шаронова. Но зачем же с таким грохотом? Ты весь в покойного деда. Тот же почерк.

Соболева (видя разбитую посуду). Ах! Посуда! На помощь!

Вася. Товарищи, ничего особенного. Он просто страшно надрался.

Алла. Хорошо, что я не вышла за него замуж.

Вася. Страшно надрался.

Шаронова. А ведь никогда в рот не брал.

Вася. Значит, с непривычки.

Один из гостей. Позовите коменданта!

Соболев. Товарищ, как вам не стыдно! Вас пустили в порядочный дом. А еще интеллигентный человек. Начинающий врач.

Соболева. Что же вы смотрите? Он задушит мою племянницу! Звоните в милицию!

Свистки.

Саша. Не надо звонить в милицию. Мы просто любим друг друга.

Игорь. В особенности я. Простите, я, кажется, разбил посуду. Я заплачу.

Саша. Мы заплатим.

Соболев. Посуда — это что! Поросенка жалко.

Соболева. Ничего, пожалуйста! Бейте! Это даже к счастью.

Игорь. Ты слышишь, солнышко, это даже к счастью?

Соболев. Извините, может быть, мы лишние?

Игорь. Откровенно говоря, да.

Соболев. Пойдемте, товарищи.

Соболева. Пойдемте, пойдемте.

Шаронова (Соболевой). Мне так перед тобой неудобно, Танька.

Соболева. Ну, чего там! А нашу молодость помнишь?

Шаронова. Наша молодость! «Кирпичики»! Давай, Танька, оторвем «Кирпичики».

Соболева. Давай, Тонька, оторвем.

Уходят.

Ингрид. Ну, что я тебе говорила? Ты видишь, он уже дозрел.

Саша. И даже чересчур. Перезрел. Я всегда знала, что он у меня вулкан. Смотри, как он тут извергался.

Ингрид. Да, страшные разрушения Помпеи. (Кубинцу.) Пойдемте, Педро, надеюсь, вы не такой вулканический.

Гости уходят. Среди груды битой посуды остаются Игорь и Саша. Слышится голос Шароновой, поющей под гитару «Кирпичики»[18].

Саша (воркуя). Ты меня любишь?

Игорь. Люблю.

Саша. А почему не хотел говорить?

Игорь. Я сам не понимал, что люблю тебя. Люблю с детства. А ты меня?

Саша (очень тихо). Тоже люблю.

Игорь. Не слышу.

Саша. Тоже люблю.

Игорь. Почему ты говоришь так тихо?

Саша. Потому, что люблю. Тоже люблю.

Игорь. Почему тоже?

Саша. Ну, не тоже, а просто. Как ты мне надоел!

Игорь. Стало быть, ты теперь согласна быть моей женой?

Саша. Согласна.

Игорь. И мы увидим снега Килиманджаро?

Саша. К сожалению, нет.

Игорь. Почему же?

Саша. Потому, что я не могу с тобой ехать. При всем моем желании. Наша бригада дала обязательство выполнить годовой план на пять месяцев раньше, и до этого я не могу уйти с работы… как бы мне этого ни хотелось… Ты огорчен? Милый, дорогой, пойми, что я просто не имею морального права. Это будет не по-коммунистически. Ты же первый перестанешь меня уважать.

Игорь. Я понимаю.

Саша. И согласен?

Игорь. Согласен. Ты чудная!

Игорь и Саша, обнявшись, проходят через всю квартиру, мимо веселящихся гостей и выходят на балкон, откуда видна панорама строительства и огни комбината.

Саша. Но ты все-таки огорчен?

Игорь. Я огорчен?! Дурочка. Я счастлив, счастлив. На черта мне все эти снега Килиманджаро и огни Лиссабона без тебя?

Саша. Тем более что перед нами вся жизнь, и мы еще многое увидим… многое…

Гости окружают их с бокалами. Шаронова с чувством поет «Кирпичики».

Занавес.

1962

Комментарии

Квадратура круга^*

Пьеса была написана В. Катаевым в 1927 году. Осенью следующего года в Московском Художественном театре состоялась премьера этой комедии-шутки. Постановка ее была поручена К. С. Станиславским молодому режиссеру Н.Горчакову. Валентин Катаев впоследствии писал, что «…сценическая судьба моих первых пьес — „Растратчиков“[1] и „Квадратуры круга“, равно как и начало драматургической деятельности, были тесно связаны со Станиславским»[2].

Еще в 1927 году, работая над пьесой «Растратчики», великий режиссер понял своеобразие молодого драматурга. «Катаев великолепный наблюдатель, острый, тонкий», — говорил К. С. Станиславский в беседах с Н. Горчаковым и отмечал как характернейшую особенность катаевского юмора его глубокий гуманизм. Катаев «не стремится вздыбить мир! — говорил Станиславский. — От этого его творчество не менее почетно. Оно несет людям радость, которой не так уж много в жизни, оно заставляет их пристально вглядываться в теневые стороны их бытия, бороться с ними». К. С. Станиславский занял в спектакле мхатовскую молодежь, «актеров искренних, легких — не тяжелодумов, обязательно с юмором». Непременным условием он поставил режиссеру «лаконичность средств выражения», минимум предметов на сцене, действия «самые простые, жизненные, не обремененные излишней психологией». Задачей актеров