там было общество… Были, между прочим, и наши. Павел с удивлением узнал ребят с Бхилаи — приехали по делам в Дели, узнал старшего инженера торгпредства с женой. Скажите пожалуйста — капиталисты…
А какие у входа стояли машины! Одна из них — австрийского посланника — была Павлу знакома: «датсун», спортивная. Он расшибется в лепешку, но купит точно такую. Вот только выплатит за квартиру… И пусть Татьяна утрется: машина у него будет, и никаких «подумаю»! Она подумает… Это его, наконец, деньги! Он здесь получает в десять раз больше…
Павел мечтал о машине, своей, собственной, учился водить, собирался получать права. Сергей — его автоучитель — посмеивался.
— Давай-давай, Паша. С машиной надо как с женщиной — бережно, но властно. И тогда она будет твоя.
Сергей учил обстоятельно, со вкусом. Вечерами, когда чуть спадала жара, они вместе копались в моторе, по воскресеньям ездили на ипподром. Там начиналось главное, счастливое…
— Включай зажигание, — рокотал Сергей. — Так… Первая скорость, переключай… Да не дергай ты, не спеши…
Машина, послушная рукам Павла, катила по широкому кругу, а Сергей сидел рядом и приговаривал:
— Так, молодец… умница…
Они были ровесниками, говорили друг другу «ты», но Павлу казалось, что Сергей старше его, больше знает, а главное — гораздо счастливее.
По субботам, уложив горластого Валерку спать, Сергей с Наткой принимали гостей. Подвязанный белым полотенцем, Сергей азартно бегал из комнаты в кухню — жарил шашлыки, а Натка сидела в кресле, болтала глупости, хохотала, бесцеремонно обрывала все разговоры о политике: «Да ну вас, надоело!»— и гости послушно умолкали.
«Что их связывает?»— думал Павел, видя, как они весело переглядываются, как с полуслова понимают друг друга, зная наверное, что им хорошо вместе и будет еще лучше, когда Павел с Таней уйдут.
Таня говорила, что Натка безбожно глупа и плохая — сам видишь! — хозяйка, что она жульничает в «макао»— к этой азартной игре пристрастилась тогда вся русская колония, — что вообще ей надоела, как и прочие «загранжены». Говорила, а сама без конца бегала к Натке, в ее безалаберный, не очень опрятный дом, где всегда всем были рады и ни в ком особенно не нуждались…
— Пусть уж он купит машину, — басил Сергей, обращаясь к Тане. — Дай мужику самоутвердиться…
— Не знаю, — хмурилась Таня. — Будет возить бабье…
Павел негодовал. Машину он купит — какой может быть разговор? И магнитофонную систему — тоже. Настоящую, солидную — с колонками, стереофонией. И записи сделает тут, в Индии, запишет прямо с коммерческой программы Цейлона — таких в Москве ни у кого нет и не будет: переписывать он не даст. Никому!
Пожалуй, все же неплохо, что оставили Сашку в Москве. И климат тут неподходящий — вон Валерка как похудел, и бабушке без него было бы скучно, и у Татьяны развязаны руки. Ее триста рупий — совсем не лишние. Эх, жаль, не оформили ее в Союзе: тогда бы и в рублях шла зарплата.
11
Настало лето. Их первое лето в Индии. Шли тяжелые, по суткам, дожди, дышать было нечем. Таня жаловалась на головную боль, на усталость и слабость, но Павлу было не до нее: в штате Керала, где у власти — впервые в истории Индии! — стояли коммунисты, начались беспорядки. Гроза надвигалась уже давно — успехи нового правительства раздражали; «правые» провоцировали инцидент за инцидентом: нападали на только что организованные кооперативы, блокировали городской транспорт, парализуя жизнь городов.
— Ну что они там, в самом деле? Чего церемонятся? — нервничал Павел. — Есть же у них, наконец, полиция!..
— Ты вмешиваешься во внутренние дела страны, — шутил Сергей, потом хмурился. — Пойми, этого-то и добиваются — чтобы власти применили силу. Нужен предлог для роспуска правительства, а его пока нет. А тут еще Китай черт-те что вытворяет. Обыватель напуган: вот они, коммунисты… Погоди, скоро в Кералу поедет Неру, попробует успокоить…
Сергей оказался прав. Неру действительно поехал в Кералу, но даже он, с его огромным авторитетом, не сумел погасить захлестнувшие штат страсти. Визит его ничего не дал.
Казалось, заседание кабинета министров не кончится никогда, никогда не придут к согласию центральные власти. Но через пять дней решение было принято — распустить правительство штата. Потом, в парламенте, Неру пытался хоть как-то оправдать чрезвычайные меры, говорил о тяжелом положении в стране, о национальном единстве, и все это было, конечно, верно, но не меняло сути: коммунистическая Керала перестала существовать.
Павел бегал по квартире, курил горькие, дешевые сигареты — ну ее к черту, эту пижонскую трубку! — вечерами долго не мог заснуть.
— Ну что ты страдаешь? — кривилась Таня. — Тебе-то какое дело? Смешно, ей-богу, прямо как маленький. Занялся бы лучше своей монографией…
А он страдал. В самом деле страдал — из-за этой гордой, несчастной Кералы, бесплодных споров в парламенте, из-за мусульманско-индусских распрей и тревожных, необъяснимых, каких-то диких вестей из Китая. Он все теперь понимал в тысячу раз лучше, чем дома, в Союзе. Все понимал и страдал.
Видеть страну изнутри, ощущать — не изучать отстранение — бесчисленные ее проблемы… Теперь он знал этому цену. Книги об Индии, лекции, беседы на семинарах — все это, вообще говоря, полуправда, или нет, правда, конечно, но в чужом, отличном от его, преломлении. Даже источники — эпос, сказания — самое истинное, что нам дано — тут Дьяков прав, — были когда-то кем-то записаны, и этот кто-то не мог быть объективен, он был не бесстрастен, иначе зачем бы взялся он за перо или кисть и обрек себя на мучительный труд?
Сколько проблем, сколько дыр в экономике! Раньше Павел читал об этом, это он изучал, а теперь видел — на улицах Старого города, во взрослом взгляде всегда голодных детей с бессильными руками- плеточками, в ждущих, требовательных глазах тех, кому переводил наши предложения помощи.
А помощь была огромна, необходима — как опять-таки ощущалось это здесь, на месте. Но ее не хватало, нужно было больше и больше. Даже газеты Павел читал теперь иначе: цифры, бесцветная прежде статистика, взывали о помощи. Что ж, займы готовы предоставить и другие страны, американцы, к примеру. Только эти потом сдерут три шкуры… Газеты кричат о предательстве: грядущий заём подрывает независимость страны, нужно сотрудничать с Советским Союзом! Но бескорыстны ли коммунисты? Вон что вытворяет на границе великий сосед — Китай! Тоже ведь — коммунистическая держава!.. А тут еще президент Пакистана… В самый отчаянный момент коварно предлагает он заключить соглашение о совместной обороне Индостана, и это под лозунгом неприсоединения! Неру отвечает гневным отказом — и новый взрыв вражды между двумя государствами, бывшими когда-то одной, единой страной…
Да, Павел страдал. Что он делает здесь, в конце концов, в своей новой, ничтожной роли? Переводит чужие слово не смея сказать ни единого своего. Как это неправильно, несправедливо! Ведь он может больше: он же не просто знает язык, он знает Индию. А как высокомерно поднял брови советник, когда Павел попытался однажды высказать свое мнение! Поднял брови и не счел нужным даже что-то ответить личному переводчику.
Павел мучился, злился, приставал со своим риторическим нытьем к Сергею. Тот утешал, хмурился, потом взрывался:
— Да кто тебя сюда звал, пропади ты пропадом! Сан Саныч… тоже мне — отец родной… Своим умом пора жить, Паша, своим! А теперь не ной, не скули, хватит. Ты же понял здесь настоящую Индию! Это, знаешь, кое-чего стоит… Пошли-ка в лавочку: там, говорят, привезли новые книги. Поищем что-нибудь для
