как считаешь, навсегда профукали?.. И Россию – можем тоже?..
– «Навсегда» в этом мире нет ничего.
– Кроме смерти.
– Кроме нее. А что там, с той стороны…
– Вот и мне, старому, любопытно, ну да я не спешу… Знаешь прибаутку?
Стоит ветеран в очереди за чем-то там, мимо с нахрапом мордоворот лезет да дедку тому: «Тебя, дед, уже на том свете заждались, а ты все в очередях околачиваешься». А тот ему в ответ: «Да ты, милый, с твоей наглостью и туда поперед меня успеешь!» Это я к чему? К тому, что торопятся молодые, и не жить торопятся – проживать. Раньше как? Водочку употребляли да огурчиком либо грибочком маринованным закусывали… А нынче? Коктейль «Кровавая Мэри». Причем там, у них, аккуратно так наливают, по мастям – сверху водочка, снизу – сок томатный; а у нас – все вперемешку… И уж «Кровавая Мэри» это или «Кровавый Ваня» – не разобрать…
Константин Кириллович деликатно молчал, прихлебывал чаек, давая старику выговориться… Тем более опытом знал:
Герасимов ничего не говорит спроста…
– Россия – традицией живет. В этом все. Раньше и ордена-то какие были…
Андрей Первозванный… С девизом: «За веру и верность». Вера в Господа впереди верности государю почиталась. Ибо царь земной Царю Небесному – слуга и раб. Как и прочие. Но и помазанник Божий есть за народ ответственность несущий, как тогда называли – удерживающий. От смуты, от войны, от бесчинств, от безверия…
Или взять – Святого Равноапостольного князя Владимира орден… «Польза, честь и слава»… А Чечню… Чечню сдали дважды… Вернее – солдатиков, там воевавших.
И трудно им было, и больно, и холодно, а победили, по горам загнали, а их – предали. Чего ждать-то, а, Константин? Третьего, самого большого предательства?
Ее, армию, можно или действительно вытащить, или завалить. Вместе со страной.
Владимир Семенович отхлебнул чаю, продолжил:
– Знаешь, в чем истинная слабость нынешней власти?
– Это считать можно – не пересчитать…
– Если просто посудить – нет у Царя своего Поэта… Впервые за время разговора Решетов удивленно приподнял брови.
– И не впал я в старческий маразм, серьезно говорю… – спокойно продолжил Герасимов. – Что есть Россия? Империя. И была, и есть, и пребудет. А в империи должен быть Поэт. У Августа был Вергилий. И потому именно он, а не Цезарь, воплотил великую империю. У Карла Великого – Эйнгард. Скажете, империя каролингов развалилась? Бог с ней – возникла Франция! У Николая был Пушкин. И император оберегал своего поэта, как только мог! И от участия в кознях заговорщиков, и от другого…
– От смерти – не уберег.
– Жизнь и смерть – не в царской власти. А когда поэт лежал на смертном одре, Николай прислал человека: не беспокойся, Александр Сергеевич, судьба жены твоей и детей – на мне, вот мое государево слово… И не будет для них нищеты… Государь оплатил полмиллиона долгов: грешен был человек Александр Сергеевич, карточные забавы уважал… А полмиллиона по тем временам… Да…
– Пушкины не каждый год рождаются.
– Пушкин вообще один был, и повторений не будет. Никогда. А каждый государь выбирал все же… Чего не хватало-то?.. Сталину, к примеру? ан – ходил он, ходил смотреть спектакли, хотя и сам был мастером постановок… Только в постановках тех – смерть и кровь, предательство и трусость, шкурничество и рабская покорность… Не хватало Иосифу Грозному вокруг себя главного – благородства и чести. Вот и просиживал он на «Днях Турбиных» и смотрел на этих исполинов Белой гвардии… И желал таких – да не было… И «Пиковую даму» смотрел, любимая опера вождя-«Три карты, три карты…» Смысл глубинный: покориться воле Божьей или играть в чет и нечет – с судьбою или – с дьяволом?..
А Булгакова тронуть не дал. И Шолохова – не дал. Мех-лис к нему с докладной: дескать, вредный человек этот писака… Что ответил Сталин?.. «А где я возьму себе другого Шолохова?» Культ личности?.. Ну да, был культ… Но была и личность! А сейчас? Вокруг трона мельтешат невзрачные субъектики, появляясь из ниоткуда, убывая в никуда… Как там наши предки выражались?.. «У нежити своего лица нет, она ходит в личинах». И еще – нет у трона поэта. Знаешь, зачем государю поэт?
– Да уж не славословия петь, если умный.
– Не для них. Помнишь, у Матфея? «Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам…» То-то… Поэты – как дети малые, видят, предчувствуют, предвосхищают то, что другим не дано… И царь может глянуть на мир не с высоты трона, а как бы со стороны… И увидеть и царствие свое, и опасности угрожающие, и самого себя…
– Может, это и пугает – увидеть самого себя глазами человека честного и талантливого… Не проще ли считать себя гигантом…
– …мысли и отцом русской демократии? Знаешь, Константин, чем мы, банкиры, отличны от политиков?
– Мы банкуем, они играют…
– Ну да, ну да… А в казино выигрыш всегда – у крупье… Но не в этом разница. Мы не страдаем конфабуляцией.
– Чем?
– Политики настолько привыкают общаться с «массами» вместо людей, что привычка выдавать желаемое за действительное прилипает к ним, как корь. И именно она даже могущественного владыку может превратить в беспомощного ребенка… Ведь нет ничего приятнее, чем видеть желаемое… Так что – если правитель не желает смотреть в свое «зеркало» и не будет держать рядом своего «ребенка», то вскоре потеряет и власть, и силу, и реальность и станет пустою клоунскою оболочкой для чужих мыслей, и размалеванною ширмой для чужих дел…
И-во что еще? Ну да, в персонаж анекдотов. Кстати, ты знаешь такого – Тао Юань Мина?..
– Политик?
– Поэт. Жил за пятнадцать веков до нас. Совершенно невероятный гений! Так вот… Как гласит предание, состоял он на государевой службе, то ли наместником, то ли при департаменте ихнем каком – не важно. И как-то, по мнению императора, провинился: то ли сказал не то, то ли смолчать не смог… Император его выбранил. И что поэт? Собрался и ушел. От богатств, от почестей, от власти – в деревню, где и стал кормиться от земли да писать стихи… И что же? Прошел так год, прошел другой… А на третий император Поднебесной сам явился к поэту… Уж о чем они говорили в уединении в бедной хижине – неведомо… А только поэт во дворец вернулся… И приближенные усмотрели в этом… э-э-э… высочайшем визите вовсе не унижение верховной власти, но мудрость…
– Жизнь коротка, искусство – вечно?
– Не надо так уж романтизировать императоров. Мантия в настоящем для многих куда важнее собственной страны в будущем.
– Но не для всех?
– Мудрые сочетают. Так вот, тот император Поднебесной был мудр: он понял, что потерял собственное зеркало, а значит, может потерять и власть, и могущество.
Владимир Семенович взял коньяк, разлил в две рюмочки:
– Ну, как говорит любимый народом генерал, за искусство?
– Откуда это?
– Из кино. «Особенности национальной охоты».
– Этот фильм я не видел. Дела…
– Посмотри. Тем более – охота в самом разгаре.
– На кого?
– На банкиров.
Снайпер рассматривал узоры на морозном стекле, но, кажется, не видел ничего. Он ждал.
Глава 18
Герасимов выпил рюмку:
