само собой, но они продолжают рисковать и пахать, потому что хотят быть не последними, хотят быть круче! Ты понимаешь?..
Я уже не говорю о сексе… Груздев, я его называла Папа, — произнесла Катька с ударением на второи слог, — просто гений какой-то в этом деле! Эти наши только сопят и «гоняют дурака», кто как сможет, а Папа… Да что я тебе могу объяснить, целке?.. Ничего.
Знаешь, что было самое трудное? Это уходить оттуда в детдом. На эти кровати с проржавевшей сеткой, на эти рыжие матрасы, глядеть на придурочных детей и еще более придурочных воспитателей с учителями… Меня от этой грязи и глупости тошнит, ты понимаешь, тошнит!..
Физически!
— К хорошему легко привыкаешь… Только…
— Заткнись и слушай, недолетка! И нехрена меня жалеть! Я никого, ты слышишь, никого больше жалеть не буду… Морду Булдак раскроил, зубы повыбивал! Ну и дурак, что не убил! Я его, подонка рваного, все равно достану и порешу, падлу!
Своими, чужими ли руками, а жить он не будет! Ты думаешь, сломали меня? Сама дура, вот и расплатилась собственной физией… Ничего… Слушай меня внимательно. Ля-ля! Я убью, зубами загрызу всякого, кто мне в тот мир вернуться помешает! Здесь все равно не жизнь, и прозябать меня никто не заставит! Никто!
Лучше подохнуть на подлете, чем всю жизнь гнить! Я… Я в Москву поеду…
Скажешь, так меня там и ждут, с порченой физиономией и детдомовским прошлым?..
Ждут, еще как ждут, только они об этом еще не знают!
Слушай меня внимательно, целка глупая, и забей себе в мозги на всю дальнейшую жизнь: я не одна такая! Любой, ты поняла, любой или любая, кто хоть раз попробовал того мира, той страны другой, не захочет жить в этой! И он будет убивать, бить, резать, подставлять, предавать, подстилаться, лишь бы остаться в том мире навсегда…
Катька перевела дыхание.
— Все хотят, не у всех духу хватит. Так вот, Глебова, у меня хватит. Можешь не сомневаться. И больше ни одной глупости я не сморожу. Будь уверена.
Катька замолчала, забычковала сигарету.
— Все. Закончили трали-вали разводить, спать хочу.
— Погоди, Кать… Я одно не поняла: почему на тебя Булдак все же так вызверился?
— А чего тут не понимать? — Катя вздохнула. — Для Булдака я кто была? Пожимаю плечами:
— Подруга…
— Угу… А также подпруга, лошадь и седло… Короче — мясо. Да и для всех здесь… Катька — стерва, Катька — сука, будто кто-то из вас лучше… А он…
Папа… Для него и была деточка, лапочка, зайка… Тебе что, непонятно?
— Значит, все-таки из ревности?
— Тупая ты, Глебова, как толстолобик! Просто достал меня Будак, ты поняла?
Достал! Я ему сказала, что пошел он лесом, а также лугом, полем и другими болотами! Он прямо взбесился! При всем своем нахрапе Булдак еще и псих… Ну и я дура — момент выбрала…
— Какой момент?
— Такой. Булдак с городскими синяками уже стакнулся…
— С какими синяками?
— Ну с блатными… А Папик, Груздев, как раз эту шпану вычищать собрался…
Тут меня словно током ударило…
— Погоди… Но ведь сегодня…
— Что — сегодня?
— Сегодня Буня с ребятами поехал как раз в город… Катька откинулась на подушки, захохотала:
— Ну Булдак, ну курва! Убил, сволочь, наповал убил — и трех зайцев сразу! Мне витрину расквасил так, что чинить замучаешься, Буню под разборку Папе подставил, синяков своих прихранил и Папу Груздя подставил в случае чего: чем бы разборка ни кончилась, а пацаны наши сплошь несовершеннолетки и малолетки! Кукиш мякинный! Если пару сироток отправить к праотцам. Папу со-жрут с потрохами: демократическо-туалетная пресса такой финт не упустит, до костей будет обсасывать, до шкурки, До крайней плоти… Ой, я не могу… Булдак…
Булдак-елдак! А ведь с виду — дебил дебилом!.. Не мо-гу!..
Катьку колотила истерика. Она захлебывалась рыданиями. Я попробовала трясти ее за плечи — бесполезно. Ринулась вниз, на первый этаж, за Светкой… Выскочила во Двор… Она как раз шла навстречу.
— Ты чего сорвалась?!
— У Катьки — истерика…
— Подумаешь…
— Светка! Булдак Сашку Буню подставил! Он уехал?
— Сашка? Ну да. И все пацаны с ним. С час уже.
— Быстро, ты слышишь, быстро за ними! Предупредить!
— Не так спеши. Под чью разборку? Синяков?
— Нет. Груздева.
— Черт!
— Бежим!
— Куда? Автобус припрется через полчаса, если сегодня вообще будет. Нужно на Валерике.
— А если он откажется?
— Отказаться подвезти таких куколок, как мы с тобой — Думаешь?
— Уверена.
— Бежим!
Глава 30
— Нашли дурака… — цыкнул зубами Валерик, тщедушный мужичонка лет тридцати пяти, прислонившись тощей спиной к борту «Москвича» — пикапчика; зубы его были мелкими, как у хорька, и гнилыми, как перезревшие поганки. — Нашли дурака…
Валерик был детдомовским шофером-экспедитором. Росточком — метр с кепкой, редкие всклокоченные волосики постоянно торчали в разные стороны. И еще — был он личной «креатурой» Кабана: возил продукты не столько в детдом, сколько на личную гасиенду директора.
По слухам, была у Валерки в райцентре супружница, крупная суровая тетка, которая бивала бедолагу чуть не ежедневно. И было за что: вечерами Валерик залезал в каптерку, помещавшуюся рядом с душевой девчонок-малолеток на первом этаже, приникал к щелям в дощатой перегородке, отделявшей каптерку от раздевалки, и дрочил до полного изнеможения. Для жены от мужской его силы оставались одни воспоминания, если они у нее вообще были. Говорят, он пытался приставать к девочкам, но пацаны поговорили с ним тишком, и Валерик отвязался. Из каптерки же его даже гонять перестали: что возьмешь с убогого, молью трахнутого мужичонки?..
— Валерик, нам о-о-чень надо…
— За бесплатно не вожу, — скривил он рожу.
— А кто сказал, что за бесплатно? — округлила глаза Светка.
— Не свисти… Денег у вас нет: вторую неделю на капусте гнилой сидите.
— Ну ты и жлоб…
— Поучи еще…
— А бартер?
— Чего?
— Валерик, ты водила или где? Две ну просто очень завлекательные девчонки просят подбросить их до городка, а ты — о деньгах… Пфи…
Видно было, как дернулся его кадык, проталкивая вмиг ставшую вязкой слюну.
— А ты мне не вкручиваешь, свиристелка?
— Вот еще!
