– Так вот. Складывать не нужно. Умножай. На три.
– Если я вас правильно понял…
– Ты меня правильно понял, Константин Лукич. В три раза. Или ты считаешь, что сумма…
– Геннадий Валентинович, по телефону…
– Это спецсвязь. Во-первых. А во-вторых, никому не возбраняется развлекаться математическими ребусами в свободное время. Ты меня хорошо понял?
– Да.
– Отлично. Вот завтра, после ознакомления экспертов с материалами, можно будет уже не беспокоиться ни о чем. И вам, и мне. До конца дней.
– Я понял, Геннадий Валентинович.
– А если понял, так расстарайся! Пусть Серебряков оставит во имя, так сказать, закона и порядка в городе свое независимое мышление! На сутки!
– Если доложить губернатору…
– Вот и докладывай! Бумагу с завитком Номера Первого он видел! Упорствовать, я думаю, не станет! Засиделся он в Покровске, хочет повыше взлететь, а когда в Москве гостишь, повыше ох как хочется! Упирай на сокрытые, но государственные интересы! Пусть строит Серебрякова, как Швейка! Ты все уразумел, Демин?
– Так точно.
– Ну что ты, Константин Лукич, по-военному? Ты давай изъясняйся казенно-суконным, и губернатор, и генерал твой милицейский этот язык лучше поймут. Но чтобы был результат. Лады?
– Сделаем, Геннадий Валентинович.
– Ну вот и хорошо. Отбой.
Глава 67
Филин откинулся в кресле, забросил в рот-щель сигарету, с удовольствием затянулся:
– Вот такие дела, Ильич.
– Может быть, не стоит беспокоить губернатора?
– По-твоему, он что-то заподозрит?
– Купчеев – очень неглупый человек.
– Но ведь не Ленин, а? – оскалился в улыбке Филин. – Великий Вовик тем и хорош был, что пер как танк времен Первой мировой, поливая все окружающее пространство беглым пушечно-пулеметным огнем! На всякий случай. А уж соратники добивали уцелевших. И друг друга. – Филин наплескал себе очередную чашку крепчайшего кофе, пригубил. – Ты что, Ильич, серьезно полагаешь, что у Купчеева хватит наглости позвонить Самому или хотя бы Премьеру и – э-э-э… проконсультироваться?
– Всяко может статься. Самому – нет, а вот Дюжеву вполне.
– Зачем? Рвение проявить? Искать приключения на собственный ливер? Он хорошо сидит, здешний губернатор, и хочет сидеть еще лучше. Любой аппаратчик даже при самой большой спешке торопится очень не спеша. Потому как и овес может сгореть, и осел сдохнуть. – Филин посмотрел на свой компьютер: – Второй час полета.
– Вы опасаетесь…
– Да! Опасаюсь! Всего, чего угодно! В том числе и того, что какая-нибудь бесхозная ракета «земля – воздух» шарахнет откуда-нибудь со дна студеного окияна и разнесет эту таратайку впополам!
– Вам не стоит пить столько кофе.
– Не боись, Ильич, тот, кого ищет пуля, от инфаркта не помрет.
Филин помрачнел вдруг, встал, подошел к окну, чуть отодвинул жалюзи, долго смотрел на ночной город. Перешел на другую сторону и застыл, еще более сумрачно глядя на пустую и темную территорию завода. Черноту ночи прорезывали лишь длинные лучи фар джипов.
– Твои развлекаются, – кивнул он Панкратову.
Тишину кабинета, нарушаемую лишь мерным гудением компьютеров, снова нарушил телефонный звонок.
– Внутренний? – спросил Филин.
– Да. Полковник Васильев.
Васильев командовал отдельной службой безопасности «Цеха-К». Филин взял трубку:
– Слушаю, Евгений Петрович.
– Что там у вас происходит? Наша система зафиксировала вспышки выстрелов. Джипы по территории завода мечутся непонятные.
– Бардак, как везде, – миролюбиво сказал Филин.
– У нас бардака нет, – сухо поправил Васильев. – Вы контролируете ситуацию?
– Да. Бандиты разбираются. Вы ведь в курсе, что в седьмом цехе склад левого бензина. И две канистры.
– Это не моя епархия.
– Удобная позиция.
– Извините, Геннадий Валентинович…
– Бога ради, полковник, я не желал вас задеть. У каждого своя служба.
– Вы справитесь с ситуацией? Я могу выслать группу
– Благодарю. Все под контролем. А у вас отличные системы обнаружения.
– Такие вам и не снились, – произнес Васильев с легким оттенком самодовольства.
– Жизнь не сон! – оскалился в улыбке Филин.
– По-моему, вы там выпиваете, ребята…
– Завтра, полковник. Все завтра. И выпивка тоже. Сегодня – только работа.
– Это так. Разгоните эту шантрапу, полковник Филин. Если бы вы знали, как мне надоел бардак за стенами объекта!
– Бардак за стенами объекта мы ликвидируем. Вместе с окружающими. – Филин снова обнажил зубы в оскале. – Конец связи.
– Конец связи.
Филин снова встал из-за стола, приоткрыл жалюзи, глянул на окутанную тьмой территорию завода. Где-то вдалеке все так же, люминесцентно-белым, светился объект полковника Васильева. Филин скривил гримаску, означавшую улыбку:
– И эту мертвечину он называет порядком! Нет, Ильич! Нас ждут банановые острова и абрикосовые красотки! Много солнца, моря, нагих гибких тел, пальмы… Ты понял, Ильич? И всего-то нужно – пережить эту ночь. И только.
Зуммер компьютера пискнул призывно.
– Что там еще?
– Мой человек в УВД. Они составили словесный портрет угонщика «фольксвагена».
– Какого «фольксвагена», Панкратов?
– Та самая машина, что была угнана из центра города после акции с Козырем. При этом был убит наш ликвидатор. Потом ее преследовали мои Голик и Сафронов. – Панкратов усмехнулся невесело: – Те, что пропали. Словесный портрет составлен по показаниям владельца машины и еще нескольких человек.
– Меньше слов, Ильич! Где картинка?
– Вы же знаете, Геннадий Валентинович, нашу систему защиты. Любая привходящая информация проходит многократную проверку и дешифровку.
– Да знаю я, АНБ нам не грозит, – хихикнул Филин.
Панкратов покосился на босса, но тут же притушил нескромный взгляд. Вообще-то он впервые видел Филина таким, дурашливым и сверхсобранным одновременно. Наверное, это кампари: смесь крепчайшего кофе и коньяка, которую Филин пьет литрами уже третьи сутки. Или он просто боится уснуть?
Разумная машина снова пискнула, на экране, как сквозь матовое стекло, стало проступать изображение…
Панкратов почувствовал, как лоб обильно оросила холодная испарина. «Дронов», – одними губами прошептал он. Он только хотел произнести фамилию вслух, но услышал, как Филин выдохнул хрипло:
– Человек Дождя. Играющий Джокер.
