Она. Вот смотрю я на Вас...
Он. Не надо. Не надо на меня смотреть.
Внезапно он срывается с места, кидаясь к окну. Ее внимание тоже приковывается к окну, в этот момент она кажется тревожно озадаченной.
Он. Скрылся.
Она. Кто скрылся?
Он. Он глядел в окно... Вы что - не видели?
Она. Кого я должна была видеть?
Он. Я не знаю - кого. Он заглянул и скрылся. Кругом кусты.
Она. Чуть не опрокинули чашку. Скорее всего Вам показалось.
Он. Мне?! Нет, галлюцинациями я не страдаю. (озадаченно смотрит на нее.)
Пауза.
Она. Ну, если и заглянул кто в конце концов - какая разница? Тут полно всякого жулья. А зачем бы, интересно, я Вас нанимала?
Он (буравя ее разоблачительным взглядом). Сторож на то и сторож, что сторожит...
Она. Вот и сторожите! Когда меня нет. Чайник, наверно, уже закипел. (суетливо пихая ему в руки газету.) Вот Вам газета.
Она уходит за чайником. Он блаженно откидывается на спинку стула, вбирая в себя тепло дома; быстро подходит к печке, прислонившись к ней, греет спину. Услышав ее шаги, возвращается на место. Входит она.
Она. Я надела свитер и не потому что мне холодно, а чтобы Вы ничего не подумали...
Он. Что не подумал?
Она. Не знаю, что Вы можете подумать, что вообще можно подумать, я не знаю... Вот что. Я человек простой. Я очень простой открытый человек. Моя жизнь у всех на виду. И всякие там закоулки не по мне. Я не прячусь, я не пытаюсь что-то из себя изобразить, я одеваю то, что хочу, и говорю то, что хочу!.. Что Вы не пьете чай?.. (с подозрением взглянув на него.) Есть хотите. (Вставая.) Кажется, у меня была рыба.
Он (решительно). Спасибо, я ел. Я ел в обед.
Она. В обед?
Он. Вполне достаточно. На ужин я пью обычно кефир. Сегодня можно чай.
Она (искоса посматривает на него, подвигает ему чайник.) Это - лучший сорт чая. Его присылает мне Вольдемар. (вздохнув.) Значит, не хотите о себе ничего рассказывать... А знаете, у меня замечательный сын. Он в Америке. Его пригласили работать в Америку. (пауза.) Вас это не удивляет?
Он. Что?
Она. Его пригласили работать в Америку. Не всех приглашают работать в Америку.
Он. Меня ничто не удивляет, если Вы успели заметить.
Она. Это как раз я заметить не успела. (двигает к нему тарелку.) Колбаса. (с новым заходом воодушевления.) А знаете, мой Вольдемар заслуживает того, чтобы про него рассказать. Он работает в Нью- Йорке. Есть такой город именно в таком же штате, представляете? Так что я человек не бедный. Не бедный во всем смыслах. Человек, проживший свою жизнь не напрасно. Сколько раз я ему говорила- Вольдемаша, ну что ты мне все шлешь и шлешь эти посылки, эти бандероли... - куда мне все это? В гроб? (уловив его быстрый взгляд на окружающую обстановку.) Здесь-то все, конечно, по-дачному. Все в городе. Там у меня квартира. (сбившись с мысли.) Во-от. А! Я ему говорю - ну зачем?! В конце концов я буду отсылать обратно! У тебя семья, у тебя ребенок, а я... ну что мне нужно на старости лет? - Нет! Просто завалил меня! Вот Вам не понравилась кофточка... (на его реакцию.) вам ведь не понравилась кофточка... (приподнимая свитер.) да вот эта... (хочет снять свитер.)
Он (быстро). Не понравилась, не понравилась.
Она. Она... может , она действительно мне не слишком подходит. Но ее прислал мой Вольдемар. Я ему говорю...
Он. Деньгами.
Она (сбившись с мысли.) А?
Он. Лучше деньгами. Присылать.
Она. Вы прагматик. Впрочем, кто сейчас не прагматик? Деньги, деньги! Если бы мне он их не присылал! Я устала его убеждать... А он говорит мне по телефону: 'Мама, думаешь я не знаю как у вас там всё с ног на голову? В России никогда не ценился интеллектуальный труд. Тем более, когда человек на пенсии'. В этом году я вышла на пенсию. Я была зав. отделением очень крупной библиотеки. Можно сказать - работала бесплатно на благо общества. Еще удача, что у меня нет телефона. А то и сейчас звонили бы, звонили... Вечно всем я нужна, всем от меня что- то надо . (лукаво улыбаясь.) А еще говорят, незаменимых людей нет. Заменили. И меня заменили. Только вот... (Значительно.) Был-то клубок, а стало что? - Ниточки! Понимаете? Зашла тут на работу в гости - боже! Все толкутся, толкутся, такое ощущение, что все у всех из рук падает. И все ко мне: Ариадна Львовна, миленькая, возвращайтесь. Нет, всё! Надо давать дорогу молодым.
Он (недовольно). Как Вы можете есть такую колбасу.
Она. Колбасу?
Он. Из чего делали эту колбасу, я не знаю, но это - не колбаса.
Она. Это - колбаса. Может быть и плохая, но колбаса. У Вас болят зубы?
Он. Причем тут зубы. Я сказал, что это - не колбаса. Зубы тут не причем. (помолчав, взглянув на нее.) С чего Вы взяли?
Она (бесстрастно). Вы делаете вот так. (делает гримасу , подобную той, что появляется на лице у человека, жующего до невозможности кислый лимон.)
Он. Я - вот так?!
Она. Вы - вот так. Я - вот так, во всяком случае, не делаю.
Он сидит молча, глядя в одну точку, вскакивает, ходит туда-сюда.
Он (резко остановившись.) Спасибо.
Она. Не стоит благодарности. ( помолчав, искоса взглянув на него.) Я не собиралась Вас оскорблять. Просто, если человек делает вот так, значит у него настолько что- то болит, что ему всё, всё, всё не нравится. (немного снисходительно, немного свысока.) Илья Львович, извините.
Он (с явным усилием сдерживая раздражение). Да перестаньте Вы... 'извиняться'! (наступательно-агрессивно.) Я скукоживаю лицо, вы увидели, вы сказали. Всё! Я приношу Вам свое спасибо!
Она (не сразу.) Вы странный.
Он (удовлетворенно.) С приветом. К тому же бомж.
