них в доме за главную, значит, пострадал в основном братец, а она отделалась легким испугом. Так что подождет. А Конни должна быть здесь, когда приедет врач. Она ведь с ним знакома. И чем меньше он узнает, тем лучше, во сколько бы он ни оценил свое молчание.
Доктор приехал в собственной машине для перевозки больных, сияющей черным лаком. Слушая сбивчивый рассказ Конни о внезапном вторжении, он проворно и профессионально ловко осматривал пациента.
Диагноз гласил: сотрясение мозга в результате удара тяжелым предметом из фарфора – в ране обнаружились осколки. Кроме того: алкогольное и наркотическое опьянение. Наркотики употреблялись в смеси. Лечение: наложение швов, несколько дней покоя, затем постепенное выведение из организма алкогольной и наркотической субстанции, плюс диета с повышенным содержанием протеина, разработанная самолично доктором, плюс специальный уход. Все это будет обеспечено в его частной клинике в Долине.
Доктор достал из кармана портативный радиопередатчик и что-то сказал в микрофон. Через мгновение в комнату вошел санитар в ослепительно белом комбинезоне и, следуя инструкциям доктора, аккуратно поднял Кори, чтобы унести в машину. Заметив тревогу на лице Мэгги, врач сказал:
– Будьте спокойны, мисс Кендал. Мистер Баннистер получит самое лучшее лечение. Вот и мисс Кавано может подтвердить.
– Когда угодно, – с готовностью кивнула Конни.
– Ну вот, – сказал Барт, проводив глазами отъехавшую машину, – теперь и нам можно двигаться.
Они ехали уже минут пять, когда Барт задал вопрос, которого Конни давно ждала.
– Так что все-таки за история произошла у Мэгги с Баннистером?
– Да нет никакой истории, Отелло. Они не любовники и никогда ими не были. Ты же знаешь, что Мэгги не заводит любовников. Они с Кори друзья, подружились в те времена, когда вместе снимались. Он уже тогда баловался колесами. Пару лет назад лопал в одну заварушку и послал ей SOS. Она говорила мне, что у него с собой тогда были только деньги и клочок бумаги с номером ее телефона. Он ей верит.
– А его сестрица что за фрукт?
– Насколько я могу понять, она его тюремщица.
Они помолчали. Потом Барт, ужаленный ревностью при виде Мэгги, ухаживавшей за Баннистером, заговорил снова:
– Видимо, Мэгги тоже его отличает, раз взяла на себя такие хлопоты. Я раньше за ней приступов милосердия не замечал.
Конни искоса взглянула на него.
– Ты, видно, забыл все, что я тебе говорила, когда ты только начинал с нами работать. И напрасно. Теперь бы не бесился. Мэгги свято блюдет границы своей частной жизни. У нее мало друзей, но если она считает тебя своим другом, то и действует соответственно. Дружба – это единственное, что она позволяет себе в качестве роскоши человеческих чувств. Ничего другого она не признает.
– Не сказал бы, – горько отозвался Барт.
– Если ты имеешь в виду, что она хозяйка своей жизни и может менять принятые решения, то да, ты прав. Она, видимо, когда-то пережила сильное давление со стороны других и постановила для себя, что никогда больше не будет подчиняться. Если ты имеешь в виду, что здесь она переходит какие-то границы, то я бы не бросила в нее камень.
– Но при этом она сама давит на других!
– Принимая на себя тяжесть решений, она берет на себя и ответственность.
Опять повисла пауза.
– Ты ее очень любишь, правда? – спросил потом Барт.
– А ты разве нет? Я заметила, как ты на нее смотрел. Только не теряй зря время. Мэгги никого к себе не подпускает.
– А тебя не интересует – почему?
Конни пожала плечами.
– Не забывай, что она англичанка. Они помешаны на неприкосновенности своей частной жизни. Мы садимся в самолете рядом с совершенно чужим человеком, и не успеет погаснуть надпись «Пристегните ремни», как мы уже рассказали ему всю свою жизнь. Для англичан это немыслимо.
– Похоже, что про Баннистера Мэгги все же не забыла.
– Я тебе о том и толкую. В ее понимании дружба значит то, что она и должна значить. То есть другу надо помогать. Тем более когда друг ломает крыло.
– Но она не из тех, кого зовут сердобольными.
– А ты подбей крылышко – узнаешь.
Дом Баннистеров стоял на скалистом берегу полуострова Палос-Вердес и выходил окнами прямо на море. Располагался он на отшибе. Ближайший дом находился ярдах в ста от него.
Дом окружал высокий каменный забор, но ворота стояли распахнутыми. Входная дверь неосвещенного дома тоже была открыта.
– Он уезжал отсюда в спешке, – заключил Барт. – Дурной знак.
– Не нравится мне все это, – в тон ему ответила Конни.
– Есть кто-нибудь в доме? – громко спросил Барт, , входя в дом.
